«Как? На Рустама руку ты подъял?»
Рассвирепел Кавус, насупил брови,
Привстал, как лютый лев, что жаждет крови.
От ярости, казалось, был он пьян,
В растерянность поверг он весь диван.
Вскричал: «Измена! Знаю я давно их!
Схвати их, Тус! Веди, повесь обоих».
Ужасен в гневе был Кавус и дик.
Он весь пылал, как вспыхнувший тростник.
Тус встал, Рустама за руку схватил,
Всех дерзостью потряс и удивил.
Хотел он – полн смущения и страха —
Рустама увести от гнева шаха.
Пред ним Рустам был как могучий слон —
Так по руке ударил Туса он,
Что рухнул Тус у трона помертвелый.
Рустам через поверженное тело
Шагнул и шаху в ярости сказал:
«Зря на меня ты гневом воспылал!
Безумен ты, твои поступки дики,
Ты недостоин звания владыки!
Ведь я – Рустам, а кто такой – твой Тус?
Когда я в гневе – что мне шах Кавус?
Владыка, не к лицу тебе корона!
Ей лучше быть бы на хвосте дракона,
Чем на такой ничтожной голове!
Не веришь сам себе, так верь молве:
Ведь я тебя возвел на трон, когда ты
Стонал в оковах, гибелью объятый.
Не раз тебя от смерти я спасал,—
И трон, и власть, и жизнь тебе я дал!
Все страны, от Египта до Ирана,
От степи Чина до Мазандерана,
Склоняются в пыли передо мной,
Перед моим мечом и булавой.
Благодари меня, что шахом стал ты!
Что ж на Рустама гневом воспылал ты?
Я – раб творца, тебе же я не раб!
Могучий на тебя идет Сухраб;
Коль ты такою силою владеешь,
Сам с ним сражайся, если ты сумеешь!
Вы больше не увидите меня,
В Иране не пробуду я ни дня.
Когда меня избрать хотели шахом
Богатыри, охваченные страхом,
Я даже не взглянул на шахский трон.
Был мной обычай древний соблюден.
[24]А ведь – когда бы взял венец и власть я,
Ты б не имел величия и счастья.
Достоин я всего, что ты сказал!
Ты за добро сторицей мне воздал!
На этот трон возвел я Кей-Кубада,—
И такова от сына мне награда!
Но если бы для твоего отца
Мечом своим не добыл я венца,
С горы Албурз Кубада не привез бы,
Его из небреженья не вознес бы —
И ты величьем бы не обладал.
Ты б оскорблять Рустама не дерзал!
Когда ты сам вовлек в беду Иран,
Спасать я вас пришел в Мазандеран.
И там я дива Белого убил,
И жизнь тебе и трон я возвратил.
Мой трон – седло, моя на поле слава,
Венец мой – шлем, весь мир моя держава.
Когда на вас туранец налетит,
Он никого из вас не пощадит…
Я ухожу, меня вы не ищите,
Пути спасенья сами находите!
Уйду. И впредь меня вам не видать,
Лежать вам в прахе здесь, а мне летать!»
На Рахша сел Рустам и прочь умчался,
На нем доспех от гнева разрывался.
У всех от скорби омрачился дух;
Они – лишь стадо, а Рустам – пастух.
Пришли к Гударзу, молвили: «Разбиты
Устои наши. Встань, Иран спаси ты!
Ступай ты к бесноватому царю,—
Пусть он поклонится богатырю.
Напомни кею плен Мазандерана,
Когда в цепях стенал он – шах Ирана.
И как Рустам царя от смерти спас,
И сколько мук он вынес из-за нас.
Потом, когда властитель бестолковый
В Хамаваране вновь попал в оковы —
Рустам ни перед кем не отступил,—
Владык в Хамаваране перебил,
Из плена вновь освободил Кавуса,
На трон Ирана возвратил Кавуса.
Коль смерть за это заслужил Рустам,
Куда ж деваться остается нам?
Иди! Беседуй с шахом терпеливо!
Восстановить должны мы мир счастливый.
Нам без Рустама счастья не видать,
Все бросить нам придется и бежать».
И вот Гударз – Кишвада сын суровый —
Пришел в чертоги гневного хосрова.
Спросил он шаха: «О владыка мой,
В чем виноват Рустам перед тобой?
Ты растоптал сегодня щит Ирана,
Забыл ты ужасы Хамаварана.
Мазандеран ты, видно, позабыл!
