И Шторман кивнул.
Потому что почуял тут какую-то большую и светлую тайну, которую захотелось разгадать самому. В крайнем случае, вместе со Шкотик.
На прогулке он всё рассказал подруге и услышал в ответ:
– Ты, что ли, не знаешь про Войну? – она так сказала, что сразу стало ясно, что Война с большой буквы. – Много-премного лет назад, когда ещё не то что родителей или бабушек-дедушек наших, а и прапрадедушек ещё не было на свете, одни люди решили, что они лучше всех. И поэтому должны остальными командовать. А тех, кто с ними не соглашался, они убивали разными способами. А среди наших прадедов несогласных оказалось больше всего. Вот те люди и начали Войну против нас.
– Скажешь тоже! Конечно, я знаю! И эти твои «люди» по-взрослому фашистами назывались. Только это не объясняет ничего. Мама с папой говорят, что пять-раз-пра-прадедушки и -прабабушки с нами. А что-то я их нигде и никогда не видел! Опять же, что это за место такое – память? Которое всегда с тобой и в котором можно и жить, и гордиться тем, чья она… тьфу, я опять запутался!
Шкотик выглядела озадаченной. Как-то пока она раньше не вдавалась в подробности, всё казалось ясным и связным. А теперь… У неё дома тоже были такие «особые» фотографии. Людей, которых мама и папа звали семьёй, но которых она, Лина, никогда не видела. А взрослые на все вопросы отвечали только: «Их уже нет с нами» или наоборот: «Они всегда живут в нас».
– Кхе-кхе, молодые люди, а может, я смогу вам помочь? – погрузившись в свои мысли, ни Шторман, ни Шкотик не заметили, откуда и когда к ним подошёл этот странный старичок. Да и старичок ли: уж слишком он был мохнат и невелик ростом – почти с ребят. Одет он был в серый плащ и пижонскую чёрную шляпу с пером. На носу – очки, в руках – трость. Голос – мягкий и добрый, хотя и скрипучий слегка.
– Позвольте представиться, Нафанаил Игнатьевич! Можно просто Нафаня. Я, знаете, случайно подслушал ваш разговор и, мне думается, могу быть вам полезным…
– Виктор, можно Шторман.
– Анджелина, можно Шкотик, —
растерянно представились ребята.
– А вы кто? – первым опомнился Шторман.
– Я, как бы вам сказать… дух двора, если хотите, совмещаю, значит, обязанности домового и банника, и немножко лешего ещё… Работы-то в современном доме немного, а лесов в округе и вовсе повывелось, к моему сожалению… Но это не столь важно. Я слышал, вы заинтересованы своей историей, а я, знаете ли, с вашими пращурами немножко знаком и поэтому…
– Как это знакомы? – от удивления Шкотик забыла о вежливости. – Да мы же тут поселились совсем недавно! У меня даже бабушки не все ещё в гостях побывали, откуда же вам знать пять-раз-пра-прадеда?
– Ну, сударыня, я же всё-таки не совсем из вашего мира, поэтому и способы у меня свои. Прогуляемся вместе, сами всё и увидите!
Шторман и Шкотик переглянулись, согласно кивнули и пошли вслед за Нафаней.
А Нафаня вёл их к невысоким кустам, что опоясывали площадку. Кусты стояли ещё не то чтобы голые, но лишь едва-едва зеленели нежными листьями. Рядом с ними Нафаня остановился, приглашающе повёл рукой и произнес:
– Прошу, мои юные друзья, добро пожаловать в долину Памяти!
Шкотик чуть не засмеялась, а Шторман пожал плечами: ясно же, что за кустами ничего нет, может, им сумасшедший домовой попался?
– Ну же, не робейте! Проходите!
Анджелине стало жаль «старичка», и она решила ему подыграть. Чуть наклонив голову, она полезла сквозь кусты – и вдруг исчезла! Шторман отвесил челюсть от неожиданности и тут же бросился следом: «Мало ли что ей там грозит! И неважно, где именно – “там”!»
