уносит, остальные стеною загораживают егерям дорогу и дают возможность своим товарищам удалить раненого за пределы нападения и всякой опасности. Но эта стена сразу редеет, рвется на куски: еще три тела остаются на месте, а живые, и среди них раненые, бегут назад, орошая кровью свой след.
Более часа продолжалось побоище, то слабея в арьергарде и усиливаясь в цепи, то наоборот.
Давно уже злополучный четвертый батальон не имел такой потери, как в этот раз, но каждая жертва только все более и более раздражала, озлобляла солдат, и они не уступали пяди, не отомстив нескольким за одного.
Нападениями неприятеля в цепи руководил андийский наиб Лабазан. Шашки, штыки и кинжалы, время от времени, сменялись здесь пальбою из ружей и винтовок. Офицеры дрались о бок с солдатами и падали вместе с ними. Прапорщик князь Бебутов убит наповал; чеченцы бросаются к трупу, но встреченные залпом десяти ружей, разбегаются в стороны. Егеря подхватывают своего офицера и быстро уносят его в левую цепь. Поручик Редкин ранен одновременно двумя пулями в одну и ту же правую ногу, устраняет от себя несколько протянувшихся к нему для помощи рук и, опираясь на плечо одного из близстоящих своих сподвижников, медленно отступает с остальными; командующий цепью майор Крылов прострелен пулею в левый бок, но прикрыл рану рукою, не давая ни малейшего повода подозревать кому-либо об этой ране.
При таком героизме и при такой железной стойкости, горцам не удается прорвать ни одной пары, не приходится расстроить ни одного звена. Как каменные, отступают егеря все далее и далее. Кажется, нет конца этому отступлению. Минуты, даже секунды, обратились словно в часы. Патроны истощаются, силы слабеют.
Едва только во втором часу дня неприятель, убедившись в бесполезности своих атак и имея в виду, что лес кончается, прекратил свои нападения и ограничился перестрелкою. Мало-помалу и она начала стихать.
Окровавленный вышел батальон из ущелья и леса в два часа пополудни. Шествие его оттуда открывалось мертвыми телами офицеров и солдат, которых бережно несли на руках; за ними, при помощи товарищей, тащилось несколько десятков раненых; наконец, по земле влачили пять обезображенных неприятельских трупов. Легкие, сдержанные стоны наших героев оглашали собою воздух.
Картина вообще нерадостная…
Кроме Бебутова, Редкина и Крылова, у нас в этом деле убит прапорщик навагинского полка Иванов и ранены офицеры князя Чернышева полка: штабс-капитан Богданович в правую руку, штабс-капитан Пяткин в грудь, поручик Корсаков в левый бок, прапорщик Никитин в шею. По сведениям от лазутчиков, у неприятеля, кроме Эльмурзы Хапцова, ранен и наиб Лабазан; засим, убитых и тяжелораненых девяносто, легкораненых семьдесят два.
Вот чего стоил нам этот набег только в одной колонне барона Вревского, который, правда, блистательно исполнил свое предприятие.
По выходе из ущелья, невдали от Урус-Мартана, отряд расположился для отдыха и для подания необходимой помощи раненым.
Лишь только солдатики хлебнули свежей водицы и смыли ею пот и кровь со своих лиц – они и ожили, и оживились. Пошли толки, рассказы, смешки, пересмешки, воспоминания о том или о другом курьезе неприятеля. Посторонний зритель, наверное, сказал бы, что эти люди и не думали стоять лицом к лицу с врагом час тому назад, а уж о том, что они дрались – он и вовсе бы не подумал.
В числе тех лиц, о которых мы сказали выше, до нас дошли имена еще и следующих отличившихся в этот день на Рошне: навагинского полка майора князя Лукомского, поручика Белецкого, впоследствии, за смертью Богдановича в Гурдали, командовавшего охотничьей командою, сунженского полка сотника Неймана, лейб-гвардии уланского полка ротмистра Воронцова, тенгинского полка штабс-капитана Романовского, поручика князя Кудашева, поручиков: Мердера и Шилейко.
