Мы договаривались только о временном сотрудничестве, а теперь и оно стояло под большим вопросом, ибо к этому моменту генерал уже вполне мог быть мертв.
– Гиперпространственный шторм был идеей генерала Визерса, – начал я. – Он считал, что сможет остановить военные действия, если лишит участвующие в конфликте стороны прыжковых кораблей.
– Какое лично вы имели к этому отношение?
– Я был в составе группы полковника СБА Джека Риттера, которая пыталась помешать генералу.
– Почему вы приняли такое решение?
– Потому что опасались, что лекарство окажется опаснее, чем болезнь. Примеры Борхеса и Веннту свидетельствуют в нашу пользу. Хотя я и не могу сказать, сколько людей погибло бы тогда, если бы война продолжилась.
– Думаю, сейчас этого никто не может сказать. Вам известна дальнейшая судьба полковника Риттера?
– Он был на «Одиссее». Скажите своим людям, чтобы они поискали в холодильниках… в криокамерах… тело однорукого мужчины.
– Как вышло, что группа Риттера оказалась на «Одиссее»?
– Большая часть группы погибла. Мы пошли на штурм и были взяты в плен людьми Визерса.
– Почему он вас не убил?
– Наверное, потому что он все-таки не маньяк, а мы к тому моменту ему уже ничем не угрожали, – предположил я. – Впрочем, об этом вам лучше спросить у самого Визерса.
– У него криоамнезия. Последние полтора года выпали из его памяти.
– Очень удачно для него, – заметил я.
– Я тоже так думаю.
– Могу теперь я спросить?
– Да.
– Зачем вы здесь? Я не верю, что вы оказались здесь случайно, пролетали мимо «Одиссея» и взяли его на абордаж только для того, чтобы практику не терять. Вы нас искали. Зачем?
– В рамках расследования случившегося на Веннту, – сказал Реннер. – Планета не была частью Империи, но ее населяли кленнонцы. Для императора это важно, особенно сейчас.
А то, что имперские войска дважды атаковали Веннту и подвергали ее поверхность орбитальным бомбардировкам, императору, видимо, уже неважно. Новая политическая ситуация по-новому расставляет приоритеты.
– Капитан Рейф утверждал, что команда «Одиссея» – военнопленные, – сказал я. – Вы на самом деле с кем-то воюете, или это он для красного словца?
– Фактически война, начавшаяся сто восемьдесят лет назад, так и не закончена, – ответил Реннер. Классический туманный ответ дипломата. Похоже, он действительно хорошо учился. – Как вы себя чувствуете?
– Сносно, учитывая ситуацию.
– Вам предоставят каюту на борту моего корабля, – сказал Реннер. – Отдыхайте, набирайтесь сил.
– Э… Скажите, я вам нужен только как свидетель в рамках вашего расследования или…?
– Мы еще поговорим об этом, когда я соберу больше данных, – пообещал Реннер. – На борту «Одиссея» остался кто-то, кто важен не только для моего расследования, но и лично для вас? Видите ли, у меня нет намерений воскрешать весь экипаж, но я готов пойти вам навстречу, если вы назовете конкретные имена.
Стараясь не думать о том, за что мне такие поблажки и что адмирал впоследствии может потребовать взамен, я назвал имя Киры.
Моя новая каюта находилась в зоне пониженной гравитации, что оказалось весьма кстати. Я и так был далек от своей идеальной формы, а нахождение при нормальной для кленнонцев полуторной силе тяжести вытягивало последние силы.
Обстановка в каюте была скромной, но все же отличалась от обстановки тюремной камеры: кровать, стол, два стула, кресло, совмещенный санузел в отдельном помещении, размерами напоминающем шкаф. Вмонтированный в стену терминал корабельной Сети оказался заблокирован, но это меня не удивило. Я бы удивился куда сильнее, если бы он работал.
