– Патронат? – от этого слова у меня стиснуло желудок – от него несло залами суда, наглухо запертыми спальнями, баскетбольными площадками за забором из колючей проволоки.
– Ну, хорошо – приемную семью. Но это только до тех пор, пока твои бабушка с дедушкой…
– Стойте! – сказал я, оглушенный тем, как быстро от меня вообще перестало что-либо зависеть, и тем, как они произносили это “бабушка с дедушкой” – с намеком на теплоту, родственность, которых не было и в помине.
– Мы просто найдем кого-нибудь, кто приютит тебя, пока мы будем их искать, – сказала кореянка, придвинувшись еще ближе. Изо рта у нее пахло мятой, и еще – самую малость – чесноком. – Мы понимаем, что тебе сейчас очень грустно, но ты не переживай. Мы будем о тебе заботиться, пока отыщем тех, кто тебя любит и ждет, это наша работа, понимаешь?
Все было настолько ужасно, что никак не могло быть правдой. Я таращился на двух незнакомцев, сидевших напротив меня с желто-серыми от электрического света лицами. Сама мысль о том, что дедуля Декер и Дороти меня любят и ждут, была абсурдной.
– Но что будет со мной? – спросил я.
– Наша главная задача, – сказал Энрике, – подыскать тебе на это время достойную приемную семью. Людей, которые будут заботиться о тебе наряду с сотрудниками соцслужб.
Их совместные попытки меня утешить – спокойные голоса, участливые, разумные фразы – вызвали у меня приступ паники.
– Не надо! – вскрикнул я, отшатнувшись от кореянки, которая попыталась сочувственно сжать мою руку.
– Тео, послушай. Я тебе кое-что объясню. И речи не идет о том, чтобы отправить тебя в интернат или приют для детей-сирот…
– А что тогда?
– Временная опека. Это значит, что ты будешь жить в хорошем месте, у людей, которых государство назначит твоими опекунами…
– А если я не хочу? – сказал я так громко, что люди на нас стали оглядываться.
– Послушай, – сказал Энрике, откинувшись на спинку стула и посигналив официанту, чтоб тот долил ему кофе, – для подростков, попавших в беду, у нас есть специальные кризисные центры. Это замечательные места. Для нас с тобой это один из возможных сценариев. Потому что в большинстве случаев вроде твоего…
– Я не хочу в приют!
– И правильно, пацан, – громко сказала девчонка с розовыми волосами за соседним столиком. В “Нью-Йорк Пост” недавно только и писали, что о Джонтее и Кешоне Дайвенсах, одиннадцатилетних близнецах, которых насиловал и морил голодом приемный отец, как раз где-то недалеко от Морнингсайд-Хайтс.
Энрике притворился, что ничего не слышал.
– Слушай, мы хотим тебе помочь, – сказал он, сложив руки на столе, – и готовы рассмотреть все варианты при условии, что ты будешь под присмотром и обеспечен всем необходимым для жизни.
– Вы не сказали, что я не смогу вернуться домой!
– Ну, городские кризисные центры сейчас перегружены – sí, gracias[18], – сказал он официанту, который подлил ему кофе, – поэтому, особенно в твоем случае, мы, вероятно, сможем получить разрешение на то, чтобы временно разместить тебя где-то в другом месте.
– Понимаешь, о чем он? – кореянка постучала ногтем по пластиковой столешнице, чтобы привлечь мое внимание. – Никто тебя не запихнет в приют, если с тобой может какое-то время пожить кто-то из ваших знакомых. Ну или наоборот.
– Какое-то время? – повторил я. Из всего, что она сказала, я только это и понял. – Ну, есть кто-то, у кого бы ты мог спокойно пожить денек-другой, кому мы можем сейчас позвонить? Кому-нибудь из учителей? Другу семьи?
