Щекотливый субъект. Отсутствующий центр политической онтологии - страница 5



Определенные означающие не переходят в бессознательное письмо, и это имеет место в случае с отцовским означающим в психозе. Это не исключает их присутствия на предсознательном уровне, как мы можем видеть в случае с означающими, которые мы называем отвергнутыми в психозе и которые используются субъектом в его языке[12].

Это колебание, по-видимому, указывает на то, что с решением, которое разграничивает два уровня, уровень первичной символизации и уровень Bejahung/Verwerfung, что-то не так. (Решения, которые основываются на простом разграничении разных уровней, изначально вызывают подозрения.) Здесь упускается базовый парадокс символического, который одновременно предполагает исторжение Реального из символического и отвержение означающего; то есть, в случае символического Другого, внешний и внутренний пределы совпадают, символический порядок может возникнуть как отграниченный от Реального, только если он также будет отграничен от себя самого, исключив центральную часть самого себя, нетождественную с ним самим. Поэтому не бывает Ausstossung без Verwerfung – ценой, которую должно заплатить символическое за отграничение себя от Реального, оказывается урезание своей собственной сущности. Именно на это указывал Лакан в своей формуле, согласно которой «большого Другого не существует», не существует Другого Другого – и, как прекрасно осознавал поздний Лакан, это означает, что на определенном базовом уровне все мы – психотики. Но здесь необходимо быть очень точными: означающее, которое является исторгнутым или отвергнутым, не просто отсутствует, а является означающим, которое занимает положение перечеркнутого А, нехватки означающего, неполноты/непоследовательности символического поля. Это означает, что проблема психотика не в том, что он живет в урезанном символическом порядке (Другой), а, напротив, в том, что он живет в «полном» Другом, в которого не вписана его нехватка.

Поэтому не нужно выстраивать эти две фазы в определенном порядке – сначала символизации, возникновения первичного ряда означающих, посредством исторжения Реального, а затем исключения означающего. Эти два процесса являются одним и тем же, а психоз возникает позднее, на втором этапе, когда – или если – означающее, указывающее на саму неполноту/непоследовательность Другого, фиксирующее эту неполноту, оказывается отвергнутым.

В каком же смысле исторгнутое из символического возвращается в Реальном? Рассмотрим вербальные галлюцинации: их содержание является главным образом символическим, и на уровне своего простого значения они вполне понятны (психотическому) субъекту; тогда в каком смысле они принадлежат Реальному? Реальными их делают две взаимосвязанные черты: изолированность и уверенность. Они исторгнуты именно в том смысле, что их не «существует» для субъекта: они существуют вовне, продолжают утверждаться извне символической структуры. Они изолированы от своего символического контекста, который по определению является контекстом доверия и допущения, а всякая уверенность сопровождается возможным сомнением – иными словами, контекст, в котором всякая уверенность в конечном итоге зависит от базового решения доверять символическом порядку. В религии никто не знает Бога; человек решается доверять Ему, верить в Него. Психотик, напротив, действует как словенская панк-группа Laibach, которая в интервью одному американскому изданию в ответ на вопрос о своем отношении к Богу сказала, отсылая к фразе «In God we trust», напечатанной на каждой долларовой банкноте: «Подобно вам, американцам, мы верим, что Бог существует, но, в отличие от вас, мы не доверяем Ему». Или, по точному замечанию Бальме, дело не в том, что психотики верят