– Ну, можешь и взять. Как сувенир. А все прочее просто отправим на распродажу.
– Значит, тебе ехать туда вовсе не обязательно, – заключил Томми.
– Думаю, я бы съездила, – сказала Таппенс.
– Зачем? Это же так скучно.
– Перебирать чужие вещи? Скучно? Вот уж нет. Любопытством я не обделена. Меня всегда интересовали старые письма и старинные драгоценности. Думаю, мне стоит взглянуть на них самой, а не отправлять сразу на распродажу или отдавать в руки чужих людей. Нет, мы поедем вместе, переберем вещи и решим, что оставить себе, а чем распорядиться иначе.
– И все же почему ты хочешь поехать? У тебя ведь есть какая-то другая причина, так?
– Господи, – вздохнула Таппенс, – как же трудно быть замужем за человеком, который слишком хорошо тебя знает.
– Значит, другая причина все-таки есть?
– Ничего особенного…
– Перестань, Таппенс. Тебе ведь не так уж хочется рыться в чьих-то вещах.
– Думаю, это мой долг, – твердо заявила Таппенс. – Нет, единственная другая причина…
– Ну же, выкладывай.
– Мне бы хотелось повидать… повидать ту старушку.
– Которую? Ту, которая думает, что за камином спрятан мертвый ребенок?
– Да. Мне бы хотелось встретиться с нею еще раз. Узнать, что она имела в виду, когда говорила все это. Действительно ли она что-то вспомнила или просто вообразила? Чем больше я размышляю об этом, тем необычнее все выглядит. Сочинила ли она для себя некую историю, или когда-то там действительно случилось что-то, связанное с камином или мертвым ребенком? И почему она решила, что тот мертвый ребенок мог быть моим мертвым ребенком? Я похожа на женщину, у которой умер ребенок?
– Понятия не имею, как должна выглядеть женщина, у которой умер ребенок. Я об этом не думал. Так или иначе, Таппенс, наш долг – поехать, а уж там можешь развлекаться со своими мертвецами. Итак, решено. Напишем мисс Паккард и определимся с днем.
Таппенс глубоко вздохнула.
– Все то же самое, – сказала она.
Они с Томми стояли у главного входа в «Солнечный гребень».
– А с чего бы быть иначе? – спросил Томми.
– Не знаю. Просто у меня какое-то чувство – насчет времени. В разных местах время идет с разной скоростью. В некоторые места возвращаешься и чувствуешь, что время там мчалось со страшной скоростью, что много всякого случилось и многое изменилось. А здесь… Томми… помнишь Остенде[4]?
– Остенде? Мы ездили туда во время нашего медового месяца. Конечно, помню.
– А помнишь вывеску? ТРАМСТИЛСТАНД… Мы так смеялись. Нам она показалась такой нелепой.
– По-моему, это было не в Остенде, а в Ноке.
– Неважно – главное, что ты помнишь. Так вот здесь что-то похожее. Только там остановился трамвай, а здесь время. Остановилось, застыло. Здесь вечно повторяется одно и то же. Как с привидениями, только наоборот.
– Что-то я плохо тебя понимаю. Так и будем стоять весь день, болтать о времени и даже в дверь не позвоним? И потом, тетушки Ады здесь больше нет. Вот что изменилось. – Томми нажал на кнопку звонка.
– Это и будет единственное изменение. Моя старушка будет так же пить молоко и говорить о каминах, кто-то проглотит наперсток или чайную ложку, кто-то выползет из комнаты и потребует какао, а мисс Паккард спустится по лестнице и…
Дверь открылась.
– Миссис и мистер Бересфорд? – спросила молодая женщина в нейлоновом халате. – Мисс Паккард ждет вас.
Она уже вела их в ту же, что и в прошлый раз, гостиную, когда мисс Паккард спустилась по лестнице и поздоровалась с гостями. В манерах и поведении ее не было обычной живости и деловитости; теперь она держалась с подобающей случаю скорбной – но в меру, дабы не поставить никого в неловкое положение – серьезностью. В изъявлении соболезнования мисс Паккард была настоящим профессионалом, умеющим отмерять приемлемую для каждой ситуации дозу.
