— Иной ради копейки готов удавить ближнего своего, — изрёк Азарий.
— Согласен, — произнёс Пётр. – Но ведь в нашем случае не о копейках речь? Я правильно понимаю?
Азарий вздохнул и вполголоса (словно боялся, что услышит тот, кому не положено) назвал сумму. На лицах следователей отразилось удивление. Монастырская казна была лакомым кусочком, за который могли лишить живота не только настоятеля и сторожа.
— Что же это вы такую прорву денег без должной охраны оставили?! — в сердцах воскликнул Иван.
— Говорил я отцу Лариону, чтобы он сим озаботился, да токмо не послушался настоятель. Не верил, что на святую обитель польстятся. В нас верил, в стены крепкие верил…
— Подвела вера, — грустно сказал Иван. — Но откуда в монастыре такая прорва денег?
— Земли здешние издревле Долгоруким принадлежали. Тут всё их было. Они о монастыре памятовали и заботились. Отсюда и богатство наше проистекает, — неохотно пояснил Азарий.
Иван нахмурился. Долгорукие впали в немилость императрицы Анны Иоанновны. Было за что: семейка давно лезла во власть. Сначала вертела юнцом Петром Вторым через молодого прощелыгу Ивана Долгорукова (тот стал другом и фаворитом для слишком неопытного отпрыска из колена Романовых на троне), даже невесту юному царю подыскала — Екатерину, что доводилась фавориту родной сестрой.
После внезапной смерти императора хотели провернуть аферу — водрузить обманным путём на престол Екатерину Долгорукую, которая так и осталась невенчанной царской невестой. Потом было участие в Верховном совете, знаменитые кондиции, разорванные Анной Иоанновной по восшествии на престол. Разумеется, императрица ничего не забыла и не простила. Близость к Долгоруким стала опасной.
Эти мысли быстро пронеслись в голове Ивана. Пётр, который благодаря знаниям, полученным от племянника, успел разобраться в хитросплетениях текущего исторического момента, сделал для себя схожие выводы. Монастырь не трогали, но, скорее всего, пока. Стоило взять на заметку.
Следователи попросили отца Азария показать домик, в котором жил настоятель. Сам келарь был занят. И потому вместо себя отправил прислуживавшего им чернеца.
Голос у молодого человека оказался на удивление высоким, как у женщины. Пётр, слушая его, морщился каждый раз, будто от зубной боли.
Домик настоятеля, как и большинство монастырских строений, был выложен из камня, стены покрыты белой штукатуркой. Внутри царила чистота. Каждая половица отскоблена-отмыта, на полках ни пылинки. Лики святых в «красном» уголке торжественны и приветливы. Горела масляная лампадка, распространяя вокруг сладковатый аромат. Сквозь окна пробивались яркие солнечные лучи.
Топить не требовалось, в доме было сухо и тепло, однако оба следователя ощутили холод, будто в зимний день.
— Не похоже, чтобы тут обыск был, — произнёс Пётр, оглядывая нехитрое убранство.
Жил настоятель и впрямь бедновато. Всё просто и буднично, подчинено единой цели — служению Господу.
— Ответ простой, — напомнил о себе молоденький чернец. — В порядок пришлось всё приводить. В надлежащее состояние. Вон, полы братия заново стелила, а то одни щепки остались.
— Понятно, — согласился Пётр.
Он зачем-то подмигнул монаху, и тот вдруг зарделся как барышня.
— Настоятеля как убили?
— Пытали его, — потупившись, пояснил монашек. — По всему видать, сердце не выдержало. Кровищи было…
— И что, ни одна душа пыток не услышала? Криков, стонов? Или когда ломали всё… Блин! Да тут, когда доски трещали, во всей округе собаки лай должны были поднять!
