Шепот бота - страница 5

– Откуда ты знаешь?

– Если стекает, то слишком жидко, если падает – слишком густо, – объяснил он. – А тут и не стекает, и не падает, значит, в самый раз. У тебя травы есть какие-нибудь?

– Точно, там было что-то про травы, – вспомнил я.

В ящике в подписанных баночках у мамы хранились орегано, базилик, эстрагон, розмарин, тимьян, укроп, тмин, майоран, любисток, кориандр и чабер. Мы бросили в пасту по щепотке каждой травы. Масса потемнела и, загустев, стала выглядеть настолько омерзительно, что, пожалуй, могла быть эффективной.

– Что будешь депилировать? – спросил я.

– Ну… не знаю, – пробурчал Яцек, и я внезапно заметил, что он смотрит на мою верхнюю губу.

Там потихоньку росли недо-усы, и от одной только мысли, что кто-то может на них покуситься, я сильно разнервничался.

– Даже не думай! – я прикрыл лицо рукой. – На Галоше потренируйся.

У Галоша было, что эпилировать. Йорки вообще могут похвастаться довольно густым волосяным покровом, а уж этот, из семьи Святеков, особенно выделялся. Яцек, однако, отказался от моей идеи. Он тяжело вздохнул и с кислой миной закатал левый рукав. На его предплечье, если приглядеться, можно было обнаружить редкий светлый пушок. Кончиком ложки он нанес немного сахарной пасты на руку и размазал пальцем. Сел в кресло, оперся локтем и стал ждать. Повисла странная, пугающая тишина. Мы вглядывались в зеленое пятно на его светлой коже, и в какой-то момент мне показалось, что я вижу первые бледные струйки дыма. Вероятно, мне все-таки показалось, поскольку у Яцека не дрогнул ни один мускул.

– Пора? – спросил он через некоторое время.

– А я откуда знаю? – огрызнулся я.

Он подождал еще две минуты, подошел к раковине и смыл пасту с руки. Мы осмотрели продепилированное место. Потемневшие от воды волоски нельзя было не заметить.

– Может, их стало поменьше, а? – грустно спросил Яцек.

– Может, немного, – неуверенно сказал я.

Яцек уходил хмурый. Я убеждал его, что, видимо, мы добавили не те травы, а эксперты в области косметологии все-таки знают, что делают. Яцек не поддавался. Он всерьез думал отказаться от работы. Брел с велосипедом к калитке, уныло опустив голову. Даже банку забыл.

Вечером он позвонил мне. По телефону голос звучал радостно и оптимистично.

– Слушай, – воодушевленно сообщил он. – Я знаю, что буду делать. Я буду говорить, что это безболезненный метод. За это я ручаюсь. Проверил на собственной шкуре. Это же ОК, правда?

– Пожалуй, да, – пробурчал я, покрутив пальцем у виска, благо Яцек этого не видел.

На следующий день мы раздавали отель «Зубр» в Беловежской пуще. Тишина, покой и свежий воздух гарантированы.

Вообще-то мой живот мне нравился. Ну, может, нравился – громко сказано, но я точно не питал к нему отвращения. Он был мягкий, слегка округлый, но не трясся на бегу, не мешал завязывать шнурки. Ни гордость, ни позор – живот как живот. Поэтому, хотя рыжая девочка со «Сковородки» исчезла в пасти перехода под перекрестком Иерусалимских аллей и Маршалковской, ее язвительный намек на мой якобы жирок засел в голове и раздражал, как камешек в ботинке. А еще я не мог понять, почему меня так задела дурацкая подколка совершенно постороннего человека. Да она просто меня разозлила! Что о себе возомнила эта дохлятина? Думает, она может вот так насмехаться над чужой фигурой? К тому же под курткой сложно было что-либо заметить.

От злости я решил немного потренироваться. «Я покажу Рыжей, что такое рельефный пресс», – думал я. Если, конечно, когда-либо ее увижу. Такая возможность не исключалась. Раз тогда рано утром она выходила из метро и шла по «Сковородке», вероятнее всего, это ее ежедневный маршрут. С тех пор я каждый день внимательно всматривался в прохожих поверх стопки листовок с английским за три недели и уничтожением насекомых. Однажды в толпе мелькнуло рыжее пятно под шапкой-вулканом, но ближе к Ушастому, чем ко мне, а покидать пост мне было нельзя. Потом я убеждал себя, что это вообще могла быть не она, а даже если она, я бы все равно не знал, как начать беседу. Не говоря уж о том, что кубики на животе еще не были готовы.