«Способна», молча подумала Аайя, но переубеждать дядю не стала. Лишь Вечность стирает людскую упертость в пыль, как стирает она горы и сушит моря. А дядя ее был человеком упертым. Саиф Шайхани, младший брат ее отца, господина Раида, в отличии от ее родителя, был человеком большим и плечистым. Руки его, сильные, с порослью черных волос, были словно стволы молодых деревьев. Грудь колесом, прямая, как древко копья, осанка и суровый взгляд из-под густых бровей. Волосы на голове изрядно поредели и обратились в лысину, окаймленную остатками былой шевелюры.
Дядя, поправив свой шервани из черного бархата, поглядел на Аайю, оценивающе, прежде, чем обратится к ней.
– Твоя сестра просила подменить ее в детской, – обратился к девушке Саиф. Теперь Аайя поняла, что от нее требуется, – младшие не давали ей покоя всю ночь. Джесайя сейчас с твоим отцом, а Тарьям… молится, полагаю. Я надеялся, что ей поможешь ты, но, раз ты не спала…
– Нет, дядя, не переживайте, – спешно ответила Аайя. – Если Нице нужна помощь с детьми, я сейчас же отправлюсь к ней.
– В этом нет нужды, госпожа, – вставил Гиацинт. – Вы еще юны, вашему телу нужен сон и отдых. Мы можем послать к госпоже Ницаях служанок.
– Я сама помогу ей, – покачала головой Аайя. – Не нужно тревожить слуг.
– Лучше отоспись, девочка, – с долей недовольства сказал дядя.
– Еще успею, – опустив взгляд и прижав тяжелый том Саийицавы к груди, она поспешила удалиться, оставив евнуха и дядю Саифа провожать ее взглядами, полными недоразумения.
Юного Хадима нельзя оставлять со служанками. У них ветер в голове, как любила подмечать госпожа Тарьям. И Ницаях это тоже понимала, как понимает всякая женщина. Ее единокровная сестра тоже когда-нибудь станет матерью. А потом и сама Аайя. Счастье и любовь всем детям – вот что должна дарить достойнейшая из дев вечности. Нет чужого ребенка. Все мы братья и сестры друг другу. А младенец Хадим, кроме прочего, был таким же ее братом, как и Ница.
Неспешно ступая по мягким узорчатым коврам на полу, Аайя направилась в левое крыло поместья, где находилась детская. Над ним возвышалась башенка ИцЛиц, зеленой луны, символа плодородия, щедрости и здоровья. Луна, в которую рождение детей считалось добрым знаком. Им Вечность даровала отрадную судьбу, сильное семя и крепкое здоровье. Хадим, однако, родился под иной, перетекающей луной.
Внутри дома всегда было безопасно и уютно. Пахло благовониями, которые любила разжигать в коридорах госпожа Джесайя. Сегодня они казались особо успокаивающими и дурманящими. Клонили в сон, заставляя Аайю зевать и перебарывать себя.
Пересекая коридор, ведущий к лестнице на второй этаж, где находилась детская, девушка услышала лязг стали, заставивший ее вздрогнуть. Кто же решил обнажить меч в такое позднее, ночное время? Уж не был ли прав дядя, говоря об анварском вероломстве? Пройдя мимо свечи с благовонием и мановением руки рассеяв поднимающийся от нее легкий дым, она приоткрыла дверь, выглядывая наружу, во двор, чтобы осмотреть причину своего беспокойства.
Ею оказался неистовствующий в ночи со своим длинным мечом Тайал, обрушивающий облеченную в сталь ярость на тренировочные чучела, рядком стоящие во дворе. Держась руками за массивный дверной косяк из красного дерева, она завороженно наблюдала, как ее родич крушит металлические нагрудники, в которые были облачены чучела. Горе тому, кто встанет на пути у Тайала и его клинка.
