Шепоты и тени. Роман - страница 26
Откуда-то из глубины улочки, из какого-то миниатюрного дворика доносилась красивым альтом громкая девичья песня:
А я парень молодой.
И красивый сам собой,
Черный волос, профиль строгий,
Но немного кривоногий.24
Я улыбнулся, услышав эти слова, глубоко вдохнул в себя воздух Халупок, который ассоциировался у меня с воскресными прогулками прежних детских лет, когда мама приводила меня сюда, где я появился на свет. И вновь я почувствовал себя спокойным, счастливым, беспечным…
– Стась! – раздался рядом девичий голос. Я остановился и огляделся. На высоком пороге входной двери сидела худенькая молоденькая девушка и улыбалась мне.
– Розалька! – воскликнул я, искренне обрадовавшись ей. – Розалька Ручинская!
Я повернулся к ней и, опершись о забор, сколоченный из неотесанных сосновых досок, начал разговор:
– А давно мы с тобой не виделись, да?
– О, очень давно, – кивнула она. – Уж скоро как два года.
– И где же это ты была? Я не видел тебя ни городе, ни здесь. А я часто заглядываю на Халупки.
– А… Я на службе была… У одних господ, в Калише. Думала на кухарку выучиться.
– И что? Вернулась? Плохо тебе было там?
– Отец забрал меня, потому как слишком много работала за миску супа и старое тряпье.
– И что теперь собираешься делать?
– Не знаю… Что-нибудь там родители придумают, может, само как-то устроится. А может, замуж пойду, – при этих словах она игриво улыбнулась и взглянула на меня. Улыбнулся и я.
– А, ну конечно, замуж это лучшее решение. А у тебя есть уже кто-нибудь на примете, кто-нибудь ухаживает за тобой?
– И не один! – ответила она, явно не скрывая гордости.
– Неудивительно! Ты красивая, Розалька, потому и ухажеров у тебя много.
Она покраснела, смутившись, но тут же подняла вверх свои плутовские глазки и кокетливо спросила:
– А тебе, Стась, я нравлюсь? – тут она смущенно осеклась. – Может, мне уж и нельзя к тебе так обращаться? Только… панич25.
– Ай, Розалька, Розалька! Ну мы же почти ровесники. А наши игры в прятки и бег наперегонки «под грушу»… Помнишь? И сколько тебе сейчас лет?
– В феврале уж шестнадцать годков миновало.
– Ну видишь, я ненамного старше тебя и по-прежнему тебя подружкой считаю. Слушай, а тебе нужно что-то еще сейчас делать? Помогать с обедом?
– Нет, всё что нужно было, я сделала: тесто на клецки замесила, порезала, отварила. А матушка сделает всё остальное. Картошка варится, котлеты жарятся. Она меня даже из кухни прогнала, чтобы я у неё под ногами не мешалась.
– А раз так, то что нам тут торчать и забор подбирать? Пойдем пройдемся что ли, а?
– Ой, можно ли? – заволновалась Розалька.
– Так мы куда-нибудь недалеко сходим. На Долы или куда-нибудь на межу в поля. Посидим, поговорим, вспомним наши детские игры.
– Хорошо, я только маме скажу. Без ее согласия я не пойду, – и сказав это, она крикнула:
– Мама! К нам Стась Шлопановский зашёл и зовет до обеда прогулялись в Долы. Можно?
Старая Ручинская вышла во двор, вытерла жирные от котлет руки о фартук и, обрадовавшись, воскликнула:
– О! Стась! Я так рада тебя видеть! – после чего она добавила, одновременно окинув меня критическим взглядом с ног до головы. – Ну что… вообще-то не стоило бы мне разрешать, чтоб ты девушке репутацию не испортил, но… я тебя знаю с малых лет, и соседи тебя знают. Ты ж добрый мальчик, спокойный, честный, в костеле прислуживаешь. Ну, ладно уж, идите. Только слишком долго по полям не шляйтесь! И помните об обеде. А тебя, Стась, я тоже приглашаю на тарелку бульона и кое-чего на второе.