Посетителей было мало, Лиза сначала пыталась выйти во двор, но потом Евдокия Ильинична попросила её оставаться. Чужое горе бередило лизину душу, склонную к сопереживанию. Ей хотелось как-то помочь людям, хотя бы облегчить их страдания. Лиза сама удивлялась как легко она запоминает сложные заклинания и рецепты снадобий, они будто записывались у неё в сознание. Уже через несколько дней, она могла подсказать Евдокии Ильиничны нужны слова, протянуть необходимую травку. Как-то она заметила:
– Мне кажется, что в вашем лечение большую роль играет психология, вы даете людям надежду, они верят в помощь, и настраиваются на позитив. По сути это обыкновенное самовнушение.
– Кабы было обыкновенное, так не шли бы ко мне за три девять земель. Сидели бы себе дома, да самонастраивались. Ты девка вроде умная, а дура. То за вороном пошла, то сейчас про науки балоболишь. Чай голоса-то в твоей голове не от университетов твоих. Я же видала вчерась по тебе, когда Степанида плакалась, что ты слышишь сынка её. Что он у мертвых?
– Да.
– Вот. А чего ты её не утешила. Она же не ведает, где он, чиво с ым… чай третью неделю ни слуху, ни духу от малого.
– Возвращался он с заказа. Ночью машина сорвалась. В Щели искать надо. Не слышу только в какой.
– Вот девка. Будет с тебя толк, если захочешь. Ан нет – так замучают тебя голоса.
Больше они к этой теме не возвращались.
Её пугающая худоба исчезла, плечи расправились. Она наверное могла бы рассмотреть в своем облике себя прежнюю, если бы хоть раз посмотрела в зеркало. Но девушка ни разу не взглянула в амальгаму. Словно боясь, кого-то в нем увидеть. Благо в маленьком домишке было всего одно, висело в углу, Лиза умывалась на ощупь, собирала свои поредевшие седые волосы в хвост и подвязывала их платочком, позаимствованным в шкафу Евдокии Ильиничны.
Месяца через три, когда спускающейся по ночам практически настоящий морозец стал уже привычным делом, а иногда утром баловало бодрящим свежим снежком, знахарка сказала:
– Все милая моя. Погостила – пора и честь знать. Нечему мне тебя больше научить и помочь боле никак не сдюжу, надобно тебе к своим возвращаться. Я попросила соседа Аньке моей звякнуть. Пущай твой хлопец приезжает за тобой.
Лиза ничего не ответила, и ушла в дом.
На следующий день приехал Матвей. Лиза коротко с ним поздоровалась, крепко обняла Евдокию Ильиничну. Две женщины посмотрели в глаза друг другу. И этого визуального контакта им хватило. Лиза обреченно повернулась и, положив пакет рядом с собой на заднее сидение, села в машину. Матвей захлопнул за ней дверцу.
– Спасибо вам большое. Я не знаю, как вас отблагодарить.
– Да тебе и не надобно хлопец. Чай все по одной земле топчемся. Ты береги голубку нашу, – и, изобразив рукой какое-то напутствие то ли православный крест, то ли славянский оберег, бабушка вернулась в дом.
– Как ты себя чувствуешь? Я так соскучился!
– Нормально.
Добавить к такому развернутому ответу было нечего. Матвей поерзал на стуле, его деятельная натура требовала какого-то выражения. Но он так боялся спугнуть хрупкую радость, что просто включил радио погромче.
– Если мешает – выключу.
– Не мешает.
Салон наполнился модными хитами, раньше Лиза обязательно подхватила бы зажигательные движения, но сейчас она лишь глубже вдавилась в заднее кресло.
– Отвези меня в парикмахерскую, пожалуйста.
– Ты хочешь покрасить волосы? Слушай, смотри сама, конечно, как тебе комфортно, но честно: мне и так очень нравится! Ты такая красивая! Тебе все идет.
