Шестое чувство. Сборник рассказов - страница 5



Хочу выйти замуж за Василия Петровича

– Я сразу поняла, что влюбилась, – говорит Настя, улыбаясь. От этой улыбки её лицо словно освещается невидимым, внутренним светом.

– Сразу, – повторяет она и как бы в подтверждении своих слов, кивает несколько раз головой, – А там ошибиться невозможно было, так голову снесло, – смеётся она, откидываясь на больничную подушку, – в восемнадцать-то лет!

Мы познакомились с Анастасией всего несколько дней назад, проходя лечение в терапевтическом отделении дневного стационара. Глядя на Настю, на её простое, лишённое косметики лицо, подсвеченное обаятельной улыбкой, я подумала, что таким людям желательно не просто чаще улыбаться. Несомненная польза будет, если рекомендовать её в профилактических целях, в местах массового скопления негатива. Например, возле больничной регистратуры, в конторах ЖКХ, в очереди из уставших и раздражённых мамочек в детской поликлинике, да мало ли ещё где пригодится такое открытое, бесхитростное лицо, с солнечной и доверчивой улыбкой, которая сама по себе терапевтична.

А ещё я подумала, что действительно, самые задушевные и искренние разговоры случаются вот в таких вот палатах, когда лежишь, мечтательно наблюдая за пузырьками в капельнице, и малознакомая женщина напротив неожиданно становится не только самым благодарным слушателем, но и на какое-то время, очень близкой, а может даже лучшей подругой. Нечто похожее встречается ещё, пожалуй, только в поездах дальнего следования да в роддомах.

Настя, между тем, продолжала историю о том, как встретила своего мужа, как выяснилось, свою судьбу.

В то время я, – рассказывала женщина, – училась в Питере, в техникуме. И вот на втором году обучения, появляется у нас новый преподаватель – Василий Петрович. Лет тридцати, не больше, умный, строгий, всегда подтянутый и сдержанный. Когда он в учебный класс вошёл только, я почувствовала, как сердце моё лихорадочно забилось, выскочило из груди, поскакало по столам, скатилось на пол и остановилось только у самых носков лакированных туфель Василия Петровича. Я сидела бездыханная, оглушённая и ослеплённая его великолепием. Рассматривала костюм, старалась впитать в себя его голос, запомнить каждую чёрточку лица. О боже, как он говорил! Каким царственным жестом снимал в начале лекции часы и клал их на стол, чтобы следить за временем… Как изредка вскидывал на нас из-под тёмных, размашистых бровей внимательный и глубокий взгляд своих серых глаз…

История стала моим любимым предметом, снова улыбаясь, сказала она. Мне очень хотелось произвести на Василия Петровича благоприятное впечатление. Стала пользоваться косметикой, всю стипендию тратила на обновки. Не спала ночами, могла целыми днями ничего не есть. Но чем больше я прилагала усилий, тем хуже был результат. Я совершенно терялась в его присутствии. И даже, когда знала материал прекрасно, – путалась, краснела и заикалась. А Василий Петрович оставался холоден и невозмутим. Меня же эта любовь затягивала всё глубже, уводила всё дальше. Ни о чём другом я и думать не могла. Не знаю, было ли у вас такое, когда встаёшь после бессонной ночи с мыслями о человеке и ложишься, пытаясь заснуть, с его именем на губах? Здорово меня это чувство измотало… Любила я, как тяжёлую работу делала. Но силы были уже на исходе, а ничего не происходило. Василий Петрович глядел на меня совершенно равнодушно, в точности, как и на всех остальных, и лишь иногда после моего ответа советовал быть более внимательной к историческим датам. На этом, собственно, наше общение заканчивалось. А я поняла, что если так будет продолжаться, то я, наверное, просто тихо умру. Истаю, как свечка… Я это прямо чувствовала… И вот тогда я подумала, будь, что будет, напишу ему письмо. Ну, знаете, как Татьяна Ларина… Хуже всё равно уже быть не может, а так всё-таки, какая-никакая определённость. И написала… Всё, как есть, мол, люблю вас, уважаемый Василий Петрович, так, что сил моих нет просто… Жизни своей без вас не представляю… И никто-никто в целом мире не нужен мне кроме вас… И на всё пойду ради любви своей, только скажите… Настя грустно усмехнулась и продолжала: