Я сидела рядом с Аннетой и плакала, вслушиваясь в фарфоровое звучание фортепианных переливов. Стройный молодой человек, с шапкой кудрявых волос, с одухотворенным лицом, играл на рояле, полностью отдавшись музыке. Он был так чист, словно его только что вынули из коробки, как дорогую куклу, развернули хрустящую мягкую бумагу и посадили за рояль. Белоснежный воротничок, манжеты, длинные тонкие пальцы, невероятным образом попадавшие на нужные клавиши, черно-белая гамма окружавших его музыкантов оркестра – все это выдавало в нем человека с другой планеты. Мне было больно осознавать, что в жизни существует много такого, что мне, наверное, будет трудно постичь в силу своей внутренней зажатости, отсутствия воспитания и природного таланта восприятия. Я слушала музыку, и мне все сильнее хотелось плакать. И вспоминалась почему-то наша убогая квартирка в Воронеже, моя тетка, которая почти каждый день на ужин жарила картошку на подсолнечном масле, а на завтрак варила мне, уже взрослой девушке, манную кашу. «Интересно, – думала я, вглядываясь в такие же, как и у Аллена Рея, одухотворенные лица окружавших меня людей, – а о чем думают они? Может, тоже вспоминают свое детство? Или, наоборот, думают о том, как сложится их жизнь в будущем?»
Я задыхалась от переполнявших меня чувств и никак не могла понять, что же со мной происходит. Никогда еще я не ощущала так остро свою ущербность.
Я прикрыла глаза и сквозь ресницы взглянула на пианиста каким-то особым, долгим взглядом. И мне показалось, что вокруг него заклубился золотистый туман, заставивший исчезнуть весь оркестр. Аллен Рей взмахнул руками, как крыльями, оторвал свои волшебные пальцы от клавиш, но музыка не прервалась, она продолжила свое дивное звучание, а вот молодой человек в черном костюме, с белоснежным воротничком и такими же яркими белыми манжетами, встал и, найдя меня глазами в зале, поздоровался со мной одним взглядом, слегка кивнув головой. Потом он быстро и легко спустился со сцены, приблизился к тому ряду, где сидели мы с Аннетой (моя Аннета его даже не заметила, она продолжала смотреть, как завороженная, на сцену), и мне ничего другого не оставалось, как, пробравшись между креслами, выбежать навстречу пианисту. Он взял меня за руки и сказал на ухо: «Ну, как тебе концерт?» Я ответила: «Он прекрасен! И жаль, что я не понимала этой музыки раньше».
Он повел меня за собой, мы вышли из зала, потом он помог мне в гардеробе одеться, и мы вышли на улицу. Было темно, морозно, и снег искрился и переливался в свете фонарей.
– Ну как тебе концерт? – спросила меня Аннета.
– Он прекрасен! И жаль, что я не понимала этой музыки раньше, – прошептала я, глотая слезы. Я не могла разобраться – как так могло случиться, что вместо Аллена Рея рядом со мной появилась укутанная в меха Аннета?
– Какой талантливый человек… Я многое знаю в этой жизни, разбираюсь в живописи, но с музыкой, особенно классической, у меня всегда были натянутые отношения, – призналась мне Аннета. – Возможно, я слушала не тех авторов и не в том исполнении. Сегодня же я получила колоссальное удовольствие… Вот представляешь, как сложилась бы твоя жизнь, скажем, если бы твой брат или отец были музыкантами такого уровня?
– Во-первых, я была бы всегда сыта, – ответ мой сложился моментально. – Во-вторых, у меня была бы своя комната и письменный стол. От моей мамы всегда пахло бы хорошими духами, а на Новый год мы собирались бы всей семьей и ели жареного гуся, и все окна гостиной переливались бы отраженными в них разноцветными огоньками наряженной елки. Еще в доме постоянно звучала бы музыка, и у нас всегда было бы много гостей. Важных и не очень. В школьные каникулы меня отвозили бы к теплому морю, и мне не приходилось бы мыть полы и горшки в детском саду, чтобы заработать себе на зимние сапоги.
