Шибболет - страница 3

О любви я попросту замолчала.

Перешла на «приятно было узнать»,

«Очень рада», «удачи», «пиши», «посылаю», «вышли».

Сама отдала все то, что можно отнять,

И сохраняю только такие мысли,

К которым не подобрать ни ключа, ни слов.

Во всяком случае, как правило, не находим.

Да здравствует почта— честный, простой улов:

О здоровье, работе, конечно же, о погоде.

«Влюблённый для друзей потерян потому…»

Влюблённый для друзей потерян потому,

Что верен до конца сомнительной догадке:

Вокруг идёт война, и следует ему

То молча выжидать, то мчаться без оглядки.

Любимых к нам вели таким кружным путём,

В такой кромешной тьме учили улыбаться…

Назло придуман свет и звук изобретён,

И тысячи вокруг прожекторов и раций.

Чтоб не добил его попутчик-конвоир,

Чтоб не прикончил взгляд и речь не доконала,

Кто любит, тот бежит. Он трус и дезертир.

Он без вести пропал, избегнув трибунала.

«Сказав «Прощай», ты остаёшься жив…»

Сказав «Прощай», ты остаёшься жив,

и то же слово выслушав в ответ,

ты застываешь, трубку положив,

и смотришь на какой-нибудь предмет.

Следишь, угрюмый снайпер, вор, шпион,

упрямый испытатель злой тоски,

как в вазе раскрывается пион,

лениво разнимая лепестки.

Теперь ты и цветку, и вазе враг.

Пропасть, как и положено вещам,

они стремятся. Спрятаться во мрак.

Вещей не существует по ночам.

Ты, повторяю, жив, а прочих нет.

Выбрасывая новые «прощай»

в холодный, по ночам горящий свет,

в тебе одном вращается праща.

«Поживём, пожалуй, молча и врозь…»

Поживём, пожалуй, молча и врозь,

Неспеша старея, ровно дыша.

Если кто увидит меня насквозь,

он решит, что сердце— вроде ежа.

Сердце в тесной клетке, в глухой норе,

в нежно-колкой шкурке, в кромешной тьме—

лаковый каштан в своей кожуре,

тихий заключённый в своей тюрьме.

И какой ещё ни придумай троп,—

Для кого? Ведь мы же молча и врозь.

То есть сердце— это маленький гроб,

и болит отчаянно каждый гвоздь.

«Бежать, бежать… и остановиться…»

Бежать, бежать… и остановиться,

отплыть и лечь, и смотреть на берег,

в замке копаясь вязальной спицей,

каких в шкафу ожидать Америк?

Не спать, не спать… и уснуть под утро.

Скучать, скучать… и забыть на вечер.

Как дыры эти зияют мудро:

длиннее ночи, сильнее встречи.

Упал туда, полежал и вышел.

Дожил до лета, сумел не спиться…

Вздремнул— и ожил. Скучал, но выжил.

Блестит бесцельно стальная спица.

«Я плыву из последних сил…»

Я плыву из последних сил,

хочешь— верь мне, а хочешь— нет.

Но уж если меня спросил,

если слушаешь мой ответ,

то узнай, что всех нас опять

тайно бросили в бездну вод.

Если ты это будешь знать,

может, кто-нибудь доплывёт.

Море, море со всех сторон,

и кораблик встаёт на рейд.

Это снится мой давний сон,

благосклонно кивает Фрейд.

В южной тьме не заметит он,

как трепещет ночной платан.

Кто-то высветлен и влюблён,

кто-то в белой рубашке там.

И сигналит вовсю листва

отдалённому кораблю,

и закатаны рукава

у рубашки, как я люблю.

Персонажи счастливых снов

все молчат, о чём ни спроси,

а несчастных— так много слов

говорят из последних сил.

Я-то сон и плыву во мглу,

но платан и кораблик— явь.

Подремли, прислонясь к стволу—

я к тебе добираюсь вплавь.

«Я бы жизнь провела…»

Я бы жизнь провела,

скользя рукой по руке—

словно вниз по реке,

пока не проглотит мгла

комнату и меня,

шум за окнами, мат,

падающий, звеня,

подтаивающий март,

пошловатый мотив

с настоящей тоской.

Мгновенье цепко схватив,

придерживаю рукой.

«Над жизнью любой образуется туча…»

Над жизнью любой образуется туча.

В неё собираются ревность и ярость.

Назад Вперед

Шибболет - страница 3

Похожие книги