Шорхит сидит напротив меня, растворяясь в причудливых бликах огня, разведенного в костровище в центре аила. Его пронзительный взгляд опять сверлил меня насквозь, отчего было очень неуютно. Он закурил трубку и чуть наклонился вперед:
– Ты уже взрослый. Ты должен знать, что с тобой происходит. Скажи мне только – ты хочешь, чтобы я сказал тебе?
Я кивнул. Алтаец усмехнулся.
– Нет. Скажи словами.
Я облизал пересохшие губы.
– Хочу. Скажите мне.
Старик удовлетворенно кивнул, щурясь от дыма.
– Ты можешь видеть скрытое. Это, конечно, ничего. Но вот какая незадача. Кто-то из скрытого при этом может видеть тебя.
Он замолчал и откинулся назад, предоставляя мне возможность обдумывать услышанное. Видя мое замешательство, Шорхит обвел руками внутреннее убранство аила.
– Вокруг нас находится то, что многие люди не видят. Поэтому и люди живут спокойно, и то, что скрывается от людей, тоже. Но когда появляется человек, который может ИХ видеть… – он сделал сознательную паузу, произнося «их», – они тоже начинают присматриваться к этому человеку. И если такой человек не может управлять своим видением, то кто-нибудь из них может причинить ему вред. Понимаешь?
Я честно пожал плечами, демонстрируя полное непонимание услышанного. Тогда Шорхит встал и, обойдя костровище, подошел и присел передо мной.
– Они бывают разные. Кто-то – добрый, кто-то – злой. Кто-то защищает тебя, кто-то пытается убить.
Я изумленно уставился на алтайца.
– А за что меня убивать? За то, что я их вижу?
Шорхит качнул головой.
– Нет. То, что ты их видишь, лишь упрощает им задачу. Убить тебя они хотят независимо от того, смотришь ты на них или нет. Просто, когда ты открываешься им, они тоже начинают видеть тебя и их жажда увеличивается во много раз.
– Жажда?
– Да, жажда. Они могут выпить тебя как стакан воды. Эта жажда непонятна для человека. А для многих из тех, кто скрыт от наших глаз, она является основой их существования.
Я растерянно смотрел на алтайца.
– И что мне теперь делать?
Шорхит ободряюще похлопал меня по ноге.
– Ничего не бойся. Я один из тех, кто могут договариваться с ними. Поэтому твой отец и привез тебя ко мне.
– Вы шаман?
Алтаец улыбнулся.
– Можно сказать и так.
– Вы мне поможете?
– Конечно! Завтра мы займемся тобой.
Он обернулся на огонь, который уютно потрескивал раскаленными поленьями, и протянул к нему руку, словно подзывая домашнего пса.
Сумерки. На улице вечер, но я вижу темно-синее небо только в прикрытую сплошным пологом дверь аила, когда в нее кто-нибудь входит. Весь день я сижу в помещении, потому что старик запретил мне выходить на улицу. За весь день я съел лишь половинку яблока и выпил кувшин воды. Шорхит сказал, что мне нужно есть как можно меньше, потому что иначе мне будет тяжело в путешествии. На мой вопрос, что это будет за путешествие, он не ответил. И вот на улице сгущаются сумерки, а отправляться куда-то на ночь глядя, мне, честно говоря, не очень-то и хотелось. Под треск костра я иногда начинал дремать, укутавшись в два теплых одеяла, но сидевший рядом внук Шорхита – Унген, постоянно толкал меня, давая понять, что спать мне нельзя. Наконец пришел Шорхит. Он был одет в какой-то пестрый халат, с которого свисали на разноцветных нитках различные предметы – лапы птиц, колокольчики, ветки кедра, причудливые плетения и цветные горошины бус. Он сел напротив и пристально осмотрел меня с ног до головы.
