Ночью звонила Доминик. Она потребовала в два раза больше той суммы денег, на которой настаивал его адвокат, и дом в Майами в придачу. В качестве компенсации она обещала не раздувать скандал еще сильнее, заявив, что может объявить его домашним тираном. Впервые за долгое время Паркер почувствовал ярость вместо тупой безысходности и жалости к себе. Скандал? Вот невидаль! Эта алчная лживая стерва не получит от него ни одного лишнего цента! Он заявил ей это прямым текстом, и напоследок послал ко всем чертям, то есть впредь попросил общаться исключительно с его адвокатом.
Утром он вышел на улицу с твердым желанием не бояться больше никого и ничего. В 10:00 он встретился с Кристиной у спуска. На лыжах она действительно была великолепна – в восхищении он следил за ее фигуркой, грациозно скользящей по живописному склону с припорошенными елями по бокам. Девушка исчезла среди деревьев. В 10:15 он надвинул на глаза лыжные очки и оттолкнулся, чтобы присоединиться к ней. В 10:40 его нашли под одной из елей с лыжной палкой, торчащей из левой глазницы. Его руки и ноги раскинулись, а единственный глаз безжизненно уставился в ярко-голубое небо. Снег под ним таял, постепенно окрашиваясь в красный цвет.
Полицейские опросили всех и каждого, кто так или иначе мог стать свидетелем происшествия. Немногие очевидцы, заметившие съезд Эванза, сходились в одном: мужчина был один, и он опасно держал лыжные палки – это заметили все любители горных лыж. На следующее утро газеты пестрели заголовками о несчастном случае, повлекшем ужасную гибель члена палаты лордов. Доминик стала единственной наследницей состояния мужа. Приличия ради она появлялась перед репортерами в черном и горестно вздыхала о судьбе «в целом неплохого человека».
Тем временем Сара Уильямс сидела в номере недорогого отеля в Париже и ожидала разрешения вылететь в Нью-Йорк. Шторы были плотно задвинуты, и девушка сидела в тусклом свете, пробивающемся сквозь них, на краю кровати, упираясь носками в пол и спрятав лицо в ладонях – в такой позе она провела последние сутки. Все ее тело тряслось от едва сдерживаемых рыданий. Вскоре и на это у нее перестало хватать сил, и тогда из глаз Сары полились горячие слезы, обжигая ей щеки, стекая по тонким пальцам, превращая ее из убийцы в жертву, раздавливая, уничтожая ее.
Слезы все текли и текли до тех пор, пока последняя капля не повисла на ресницах Сары. Затем девушка стала яростно тереть свои щеки, пытаясь скрыть следы своего преступления – слабости, вопиющего нарушения всех существующих правил. Все еще дрожа она подняла голову и увидела свое искаженное отражение в полированной поверхности стенного шкафа. Ее распухшие глаза были полны ненависти и казались почти безумными.
Ее первое задание.
Ее первый объект.
Когда она придумывала свой план и изучала его, ей все казалось простым и логичным. Для нее это было как решить уравнение с одной неизвестной, в котором переменная – лишь способ. Все было так легко и прошло так гладко, и от этого она чувствовала себя еще хуже.
Она смотрела на свое бледное исхудавшее лицо с покрытыми кровоподтеками белыми губами и знакомилась с ним заново. Уже долгое время она не рассматривала себя в зеркале, чтобы не видеть черты своих родных. С ужасом она поняла, что теперь у нее нет ни одной напоминающей их черты. Лицо напротив было лицом женщины, которую она не знала.
