Соррел устал ждать меня и даже немного замерз, так что я сперва пустила его легким галопом и прокатилась по заснеженной дороге туда и обратно, а потом свернула направо и поехала по тропе, ведущей к лачугам сквоттеров. Заснеженный лес был окутан какой-то волшебной тишиной. Ветви темно-зеленых сосен и елей, украшенные снеговыми шапками, растопырили застывшие ветки, точно острые пальцы. Даже самые маленькие веточки, как и каждая сосновая иголка, были закованы в скользкий ледяной панцирь. Серебристые березы казались серыми на фоне этой льдистой снежной яркости, а стволы буков и вовсе были цвета оловянной посуды. Мне все более отчетливо было слышно, как грохочет подо льдом Фенни на своих каменистых перекатах, и я подъехала ближе, чтобы посмотреть, как таинственно бежит зеленая вода под тонким серебристым льдом, образуя тихие заводи у берега под нависшими белыми гребнями снега.
Снег в лесу был весь испещрен следами зверья. Я заметила два широких круга – следы кролика, пытавшегося спастись от преследований ласки или горностая, маленькие отпечатки лапок которых были тоже отчетливо видны. Были там и лисьи следы, похожие на следы некрупной собаки, и даже размазанный след барсука, который волочил брюхо по снегу, как бы заметая отпечатки собственных лап.
Я подняла глаза к небу, видневшемуся в переплетении заснеженных ветвей, и поняла, что сегодня снегопад наверняка продолжится. Я снова пустила Соррела легким галопом – мне нужно было успеть домой до обеда. Гунтер легко бежал по хорошо утоптанной тропе – похоже, до меня здесь прошла не одна пара крепких сапог или башмаков на деревянной подошве. Значит, дедушка Купер и впрямь серьезно болен, раз его навещают соседи, подумала я.
Но вскоре я поняла, что приехала слишком поздно: дверь лачуги Купера была распахнута настежь, как в самые жаркие летние дни, и оттуда мне навстречу вышла миссис Мерри, повивальная бабка, которой в нашем приходе также обычно поручали обряжать покойника; она-то и была хозяйкой тех хороших крепких сапог, следы которых я видела на тропе; впрочем, это вполне соответствовало ее уважаемому и весьма высокому для деревни положению.
– Добрый день, мисс Беатрис. А Купер-то скончался, – суховато приветствовала она меня.
Я придержала коня возле изгороди из ореховых веток и спросила:
– От старости?
– И от старости тоже, – ответила она. – Зима всегда их одного за другим забирает.
– Может, у него еды не хватало? Или одежды? – спросила я. Дедушка Купер не принадлежал к числу «наших людей». Он также не был и арендатором, и пенсии никакой не получал, и все же он проживал на нашей земле и все это время ухитрялся как-то выживать. Наверное, я испытала бы чувство вины, узнав, что он умер в нужде.
– Он только вчера вечером съел одну из своих несушек, – сказала миссис Мерри. – Да ничего, он столько зим здесь пережил, несмотря на такую одежду и такую постель. Вам не стоит расстраиваться, мисс Беатрис. Просто время его пришло. И он вполне мирно свой конец встретил. Хотите на него посмотреть?
Я покачала головой. В нашей деревне не было семьи, которую я обидела бы подобным отказом. Но в данном случае я имела право поступить по-своему.
– У него хоть какие-то сбережения были? – спросила я. – На похороны хватит?
– Нет, – сказала она. – Его похоронят в могиле для неимущих, как нищего. У него в доме мы ничего не нашли.
Я кивнула и быстро сказала:
