Наша хорошая девочка, впервые была в таком заведении. Усердному в труде человеку, не остаётся времени на развращение своей души. Серафима скромно села на высокий табурет, возле самой эстрады. Рядом сидели три разнузданных женщины, в хорошем подпитии. Они буквально вошли в раж, от хорошо сложенных, оголённых мужских тел. Казалось бы, скажи им час назад что они будут себя так вести, не поверили бы и возможно даже оскорбились. Здесь было три поколения, и судя по внешности, бабка, дочка и внучка. От одной такой догадки, у Серафимы запылало лицо.
– Ба, какой брутальный мачо, ты ему в трусы всю пенсию про совала.
– Мам, от твоих купюр, у него зад отвисает как у бабуина.
– Это бабуля ему подушку безопасности делает. – Семейка трёх поколений, буквально заходилась смехом.
– К Серафиме подсел всё ещё красивый мужчина, лет шестидесяти. Было заметно, что он уже не плохо зарядился и продолжал это делать дальше, потягивая что-то из бокала.
– Позволите угостить вас, чем-нибудь?
– Спасибо не стоит. – Серафима сидела зажав в руке две тысячи рублей, выделенные ей Звягинцевым, для нужд операции. Она бы так и продолжала держать эти деньги в руках, если бы красавец на сцене, не присел бы перед ней, оттягивая свои плавки.
– Ну ты положишь наконец, или нет? – Произнёс двусмысленно обладатель загорелого тела. Серафима сжалась словно маленькая девочка и бросила деньги, заметив словно во сне, как купюры ловко прихлопнула резинка плавок. У неё от голода стала кружиться голова. Сзади на сцене появился Пушкин с тростью и в бакенбардах.
– Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог… – Как будто со стороны она услышала свою декламацию.
– Вы знаете, я музыкант… – Слышался её сосед, словно в ватной пелене: – Вы думаете, что я делаю в этом убогом месте, но именно здесь встречаются некие прекрасные музы, достойные кисти художника. Вы прекрасно декламировали Пушкина…
– Пушкина! – Серафима словно пробудилась и посмотрела на эстраду, Пушкина там не оказалось: – Это он.
– Кто он? – музыкант взял её за руку.
– Папаша, идите домой к внукам. – Серафима обогнула эстраду и бросилась в подсобное помещение.
– Вам здесь нельзя! – Попытался её остановить охранник, но она сунула ему в нос удостоверение:
– Где Клёпкин?
– Не знаю, может в раздевалке.
– Где это?
– На право, по коридору.
– За ней бежали уже Звягинцев с Сергеевым. Они выскочили через служебный ход во двор.
– Пушкин не пробегал? – Выпалила Серафима Соколову, стоящему на страже.
– Ты что белены объелась, обнюхалась и обкурилась?
– Серафима побежала назад в помещение.
– Через окно ушёл на стоянку. – Сообщил Звягинцев, выпрыгивая в распахнутое окно. За ним кинулась Серафима, но Сергеев остановил её, выпрыгнув первым, взял её за талию и спустил уже под окном, с уличной стороны дома. Они побежали вдоль припаркованных машин. Впереди удалявшаяся спина, показалась ей чем-то знакома:
– Клёпкин! – Крикнула Серафима и тот мгновенно развернулся. Серафима увидела тёмный ствол пистолета и впервые вся жизнь промелькнула у неё перед глазами. Взявшийся не весть откуда Звягинцев закрыл её своим телом и в воздухе грохнул выстрел, отдавшийся эхом в крышах домов. От попадания пули, майора дёрнуло в сторону и только теперь он выхватил свой ПМ – пистолет Макарова. Наша девочка с удивлением заметила дырку во лбу Клёпкина, и его тело как замедленном кино, стремящееся к земле. Она обернулась назад, там в двадцати шагах стоял Сергеев в кожаной куртке, накинутой на кожаный комбинезон, мотоциклиста. В одной руке он держал расписную каску, с затемнённым стеклом, в другой пистолет Макарова.
