– Нет, папа, нет! – Леда бочком двинулась в сторону спальни, прикрывая ладонью ухо, в которое вцепились пальцы отца. Его ладонь была ухоженной, кожа здоровой и красивой. Он жив.
– А что тогда?! – взревел он, грубо отталкивая ее от себя. Из разорванного уха сочилась кровь, из глаз брызнули слезы злости и отчаяния.
Свобода? Она просила свободы? Ей никогда не освободиться от него. Он всегда будет где-то поблизости, насмехаться, контролировать, унижать, бить до полусмерти.
– И для кого ты накрасила губы? – спросил он, презрительно сощурив голубые глаза. – Мало тебе было прошлого раза?
– Ни для кого, папа.
– Может, ты нашла себе мужчину и больше не любишь меня?
Он неспешно прошелся вокруг дочери, валяющейся на мокром полу. С Леды все еще стекала вода, оставляя лужицы. Холодный ветер, забравшийся в дом сквозь окно, жалил обнаженную кожу.
– Нет, папа, ты не так понял. Этот детектив…
– Я видел, как он смотрел на тебя, – оборвал отец. – О, да, видел. Когда ты закинула ногу на ногу, он уставился так, что я думал, он набросится на тебя прямо там. – Отец склонился к ней, сжавшейся на полу, и издевательским тоном произнес: – А он видел твои шрамы?
Он пальцем коснулся бедра Леды, провел выше, задевая кружево маминого платья. Подол пополз вверх.
– Или ты еще не все показала ему?
– Все не так.
– А как?! – взревел отец, острым носком ботинка ударяя ее в живот. – Что это было?! Что-это-было?! – Удар за ударом, и вот уже ребра, кажется, хрустнули под напором. Леда закашлялась и сплюнула в лужицу, натекшую из ванной, кровь. Красные капли тут же стали нежно-розовыми.
– Я спрашиваю, как все было?! – повторил отец, выпрямляясь и уперев руки в бока. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, на шее пульсировала жилка.
– Он никто, – шепнула Леда.
– Никто, – повторил он, опустив на нее взгляд. – Раньше ты была такой красивой. Маленькая милая девочка. А теперь в кого ты превратилась, Леда? Ты все больше и больше напоминаешь мне ее – твою мамашу! – рявкнул он, снова ударив Леду по лицу. Ее голова стукнулась о пол, острая боль пронзила виски и шею. Леда застонала и перекатилась на спину.
– Это был детектив…
– Я знаю, кто это, маленькая шлюшка! Я все, я все видел! Видел, как вы смотрели друг на друга! Это просто детектив, говоришь ты? Я видел, как загорелись твои глаза, когда он касался тебя! Как нежно он поднял тебя на руки. Думаешь… – удар по ребрам, – ты, – вновь удар, – нужна ему?! Никогда!
Леда закашлялась, и кровь смешалась со слезами. Было обидно и больно, ведь она ничего не сделала.
Нет. Сделала.
Она захотела освободиться. Никто никогда не отпускает заключенных раньше срока. Их, скорее, преждевременно отправят на казнь, ударят по ребрам сто двадцать раз, разобьют лицо и вырвут волосы с корнем.
Отец вновь присел на корточки.
– А была такая невинная девочка… – шепнул он, нежно касаясь ее белых волос. Лицо Леды превратилось в месиво, кровь запуталась в серебристых прядях, собралась вокруг головы в густую багряную лужу.
Сколько еще крови осталось? Когда она полностью вытечет?
– Я никогда не позволю тебе уйти, моя девочка. Ты только моя.
И Леда на мгновение вернулась в далекое детство, когда отец впервые подарил ей мягкую игрушку. Он тогда спросил:
– Ты любишь папу?
И она ни капли не сомневалась:
– Да, люблю. Конечно, папочка!
– Тогда ты должна делать все, что я попрошу тебя, верно?
И тогда малышка Леда вновь кивнула, не понимая, о чем идет речь. А на следующий день у нее появился большой пухлощекий плюшевый медведь розового цвета, а она и не была рада; она спрятала медведя в шкафу, а сама забралась под одеяло с головой и притворилась, что она в своем замке, а ее охраняет Принц.
