– Собственно, у нас случился маленький инцидентец! Сущая мелочь, ваше высочество. И беспокоиться не о чем, – предложив ей руку, мэтр подвёл княгиню к венецианским окнам с видом на милый садик, который был разбит во внутреннем дворе особняка.
– Вижу я, какая тут мелочь, – нахмурила тонкие брови Катрин, и её карие глаза блеснули, когда она обернулась к брату:
– Я же всё вижу по вашему лицу, Арман! Ну что? Доигрались! Чью роль вы изволите играть на этот раз? Стреловержца в гневе? Или османского янычара? Какую маску вы решили примерить за неимением нового костюма?
– Да не примеряю я никакие маски, Катрин! – в голосе де Гиша прозвучали нотки задетой за живое гордости, но из-за слабости его протест был малоубедительным.
– И правда же, ничего! – поддержал друга Данжюс, изобразив легкомысленную улыбку. – Беда в том, что бокалы у мэтра Савари из очень тонкого стекла и легко бьются. Так случилось, что один из них оказался совсем уж хрупким. Всего-навсего неловкость – и вот, стекло треснуло. И надо же, прямо в руке у графа!
– Неловкость? – насмешливо передразнила его Катрин, подойдя ближе, – вижу я, какая тут неловкость!
Без тени брезгливости или испуга при виде крови, что обычно приписывают высокородным дамам, княгиня взглянула на окровавленную ладонь брата. Взяв чистый кусочек корпии, она обмакнула её в воду, оставшуюся в кувшине.
– В этом нет никакой необходимости, Катрин! – твёрдо заявил де Гиш, но княгиня крепко сжала его руку за запястье и, ответив ему решительным, не терпящим возражений взглядом, принялась осторожно стирать кусочком корпии кровь с его ладони.
– Знаете, господа, все эти ваши ссоры и споры – вот в чём зло! – приговаривала она между делом. – И ведь вы даже не удосужились послать за аптекарем, чтобы тот принёс раствор для обработки раны! А что? Ах да, какой-то там провинциальный аптекарь не разбирается в порезах на руках дворян его высочества! Фи! Как это глупо, господа!
Выдержать жжение в кровоточащей ранке было куда проще, чем промолчать, слыша эти вопиюще обидные обвинения в свой адрес, но ни де Гиш и никто из компании друзей не проронили ни слова. Их молчание было сродни сплочённости боевого братства: никакая ссора не смогла бы разъединить их перед лицом общего врага, кем в тот момент являлась Катрин де Грамон, несмотря на здравый смысл и, что уж там, справедливость её замечаний.
– Вот так! Теперь не смейте сжимать ладонь, пока я не наложу повязку, – она сурово посмотрела на Данжюса. – Ну же, Леон! Живо подайте мне полотно для перевязки. Чего же вы ждёте?
– Да-да! Сию минуту! – спохватившись, что всё это время он так и просидел рядом, уставившись на ладонь де Гиша и следя за тем, как Катрин ловко освобождала порез от остававшихся в нём осколков, Данжюс схватил первое попавшееся под руку чистое полотенце и разорвал его на две, а затем на ещё четыре полосы.
– А вы? – Катрин посмотрела на мэтра Савари. – Ах, мэтр! Да не будьте же так безучастны! Почему бы вам не показать графу тот отрез, который вы предлагали мне для моего второго платья?
– Но сударыня! Я ведь уже пообещал этот отрез господину де Беврону, – мэтр обернулся к молодому человеку, ища поддержки.
Но тот лишь пожал плечами и поспешил отвести глаза в сторону, чтобы избежать осуждающего взгляда княгини:
– Э, нет, мэтр! Наш договор ещё не вступил в силу, потому что вы ещё не приступили к раскрою. Да и вообще, из этого отреза я собирался пошить ещё один камзол, но мне не к спеху.
