– Мечи-калачи! Ничего она тебе не должна! – набычился Любимка. – А ты чево не со своими бла-агородными?! Никак бросили тебя?
Сын воеводы поморщился.
– Остапа потянуло на соревнования. Сказал – кто скорее до Владимира доберётся, тот молодец, и был таков. Но если Наська мне покажет, я ещё и первым стану! Так что, девка, давай! Помоги мне!
Ярополк радостно потёр ладони. Настенька сразу поникла и сжалась. Любимка нахмурился, глубокие морщины легли на гладкий лоб.
– Мечи-калачи! Дядька Стоян чётко сказал – испытание волей! Понял, дурья твоя башка? Не станет тебе Настя помогать! Нет на то её воли! Понял?
Ярополк не успел рта раскрыть, а он уже повернулся к маленькой травнице.
– Наська, ступай. А мы как-нибудь сами.
Девушка недоверчиво вскинула глаза.
– А как же ты?
– Ступай-ступай, – грубовато оттолкнул её отрок. – Нечаво нас жалеть. У нас ещё целых три дня!
– Что?! Нет! – заволновался сын воеводы. – Я с этими лесами не знаком, я заблудиться могу, Настя!
Любимка заступил ему дорогу.
– Не заслужили мы её помощь. – Настенька улыбнулась, кивнула и исчезла в лесу. Ярополок попытался обойти Любимку, но тот вцепился в него, как клещ. – Неча за ней идти. Сам дорогу ищи!
– Дурень! Трудности на свою голову ищешь.
– Нечаво на чужом горбу ездить! – отбивался отрок. – Свой заимей и ездий.
Он отпустил сына воеводы. Тот кинулся в лес туда, где исчезла травница.
– Наська! Ты где! Ух, получишь у меня!
Девушка, конечно же, не отозвалась. Княжич зло сплюнул.
– Дурило! Не ходи за мной!
И скрылся в лесу.
– Вот ещё, – буркнул Любимка. – Побежал! – Шаги сына воеводы затихли, а Любимка вновь остался один. – Ну что, поглядим, куда меня выведет… моя воля!
И он уверенно зашагал по лесу в противоположную сторону.
***
На Мокеевку ровными рядами шагали пёсиглавцы. Их мускулистые тела топорщились клочьями рыжеватой шерсти, поблёскивали злые собачьи глаза, влажные клыки белели в оскаленных пастях.
Прутик стоял на деревянной стене и сжимал рукоять настоящего боевого меча.
– Ничего, Тишка. Отстоим деревню. Защитим. Обороним.
Пса видно не было, но отчего-то мальчик ощущал его присутствие.
– Рау-рау-ра! Рау-рау-ра! – порыкивали пёсиглавцы. Они высыпали из леса двумя рыжими потоками, стремительно затопили свободное пространство у ворот деревни.
– Я готов! – Прутик шибче сжал меч. – Я встречу вас! Приму! Привечу!
– Эй! Ёшки-матрёшки! Ты чего творишь, малявка!?
Мальчик не сразу понял, что голос звучит снизу и обращается к нему.
– Идите сюда! Скачите! Бегите! – яростно крикнул он, глядя на приближавшихся пёсиглавцев. Кончики лаптей зависли над пустотой. Прутик вяло удивился. Стена как будто преобразилась. Перед ним больше нет надёжной опоры, только бездна и пёсиглавцы далеко внизу.
– Мечи-калачи! Слазь оттудова, дурилка с бодогом! Свалишься, мне тебя не пымать!
Да что же это?! Прутик нахмурился и попытался сорвать с лица нечто мешающее. Словно в паутинке запутался. Пёсиглавцы подбирались все ближе, но с мечом что-то случилось. Он и правда оказался обыкновенной палкой.
– Да что же такое?! – возмутился Прутик и шагнул вперёд. Снизу раздался тоскливый визг Тишки, и мальчик полетел.
– Грохнулся-таки!
Перед внутренним взором Прутика полыхнули огромные зелёные глаза. «Тяга последнего вздоха!» – прогрохотали слова.
Тяга! Последнего! Вздоха!
С мира будто сдёрнули пелену. Дерево, листва, вниз уходит гладкий ствол и теряется в страшном буреломе. И он – Прутик – завис над всем этим, распластав по воздуху руки. Внизу, словно пасть огромного чудища, ощетинились острые сучья. «Если я на них упаду, – сверкнула мысль, – наколет, как жука на иглу!» Страх ожёг плетью, пальцы ухватили листву, но тело уже налилось тяжестью и летело вниз, ускоряясь.
