«Завтра посмотрим», – решил он. – «Зачем я приехал сюда?! Нельзя мне любить. Нельзя!»
В посёлке рабов пахло гнилью. Мужчины и женщины, все только в набедренных повязках, ссутуленные, с опаской поглядывали на большой тяжёлый автомобиль, качающийся на дорожных ямах.
– Вот, смотрите, – Дженни остановила машину. – Видите здание на краю деревни, с чучелом кенгуру на крыше?
Жебрак кивнул. Ему здесь не нравилось, отвратительное, мерзкое место, только рабам тут и жить. Он приопустил стекло: вонь, как будто сидевшая в засаде, бросилась в лицо, прямо облепила щёки, лоб, забила нос. Сморщившись, Матвей закрыл окно.
– Почему так противно пахнет? – спросил он, вытирая лицо платком. – Рядом ручей течёт, из него?
Дженни повернулась к нему.
– Да, это течёт гной из хижин, – ответила она. – Дома рабов переполнены трупами и больными. За ними никто не ухаживает, а врачи здесь не бывают. Поэтому рабы спасаются от болезни по своему. Пойдёмте, я покажу.
Опустив забрала лёгких скафандров, они вышли из машины и пошли к тому самому дому, с кенгуру на крыше. Возле него полукругом стояли грубые лавки, где сидели и что-то тихонько выли рабы.
«Эмоционально переключаются», – машинально отметил Матвей: «Готовятся, что ли, к чему то?»
Увидев пришельцев, рабы не поменяли тональность, а только склонили головы, как и положено делать при виде свободных. Дженни взяла Матвея за руку и повела внутрь дома. И тут им навстречу, шатаясь, вышла голая женщина. Она выла, вцепившись руками в волосы и раскачивалась. Изнутри донёсся жуткий визг, и в двери выскочила ещё одна рабыня.
Жебрак увидел, что к её ноге прицепилась толстая верёвка.
«Сбежала с привязи, видимо», – решил он и оцепенел. Это была змея, красивая, медного окраса. Буквально на пороге она отцепилась от женщины, поёрзала и поползла обратно в дом.
Дом оказался забит рабами. Они молча вздымали вверх руки, и качали головами. То один, то другой из них делал пару шагов вперёд, на песчаный круг, освещённый подвешенной к потолочной балке лампой.
Вдруг Матвей крепко прижал к себе Дженни. Он уже считал её своей женщиной и как всякий мужчина уже оберегал, хотя опасность всё ещё не была ясна ему.
На песке лениво ползали змеи. Медные чешуйки отблескивали на свету. Были и другие, не такие красивые, но более длинные, резкие, с хищными мордами. Рабы один за другим проходили по кругу, замирая в центре. Некоторых из них кусали змеи и те, получив укус, выбегали прочь. Остальные, постояв немного, уходили в темноту.
– Они решили, что только змеи спасут их, – Дженни посмотрела Матвею в глаза и мягко освободилась из его объятий. – Якобы те кусают только больных, которым и так суждено умереть. На кого пал выбор тайпанов и медноголовых, уходят в свои хижины умирать. Они гниют там, а гной бежит в ручьях. Но ведь они люди. Я знаю, раньше все люди были одинаковые, и помогали друг другу.
Матвей взял её за руку и потащил отсюда, под ноги ему попалась настырная змеюка, внезапно появившись из тьмы, она резко ударила его в ногу, но скафандр не прокусила. Пинком Жебрак отбросил её в сторону, змея упала на плечи одному рабу и несколько раз быстро укусила того в шею. Раб упал и забился в конвульсиях.
Как никто другой на Земле, Матвей знал и про демократию, и про народовластие, и даже про мультикультурализм. Но объяснить всё это Дженни он решил где-нибудь за пределами Австралии.
