– Ты был просто маленьким. А малыши все чудные! – поддержала его Люба. – Я игрушек не боялась. Какие-то они не страшные были. Или не интересные. Может, и потому, что меня постоянно запирали дома одну. Сутками напролёт в хате тусили только я и домовой, ха-ха! Родители всегда много работали! А я бродила из угла в угол и придумывала всякое. Ночью дрыхла спокойно. Страх темноты позже пришёл.
– У меня, наоборот, ушёл годам к семи, – припомнил отличник. – Я, будучи мелким, ночами очень плохо спал. Вечно казалось, что в свете, который с окна падал, лунные птицы прилетают.
– Кто?
– Да хрен знает! Я их так сам величал. Типа невидимые существа: спящих детей выманивают во сне на улицу и крадут. Я пялился в окно и боялся, чтобы они Сэро не украли…
– А Сэро их не видел?
– Не-а. Он дрых всегда как конь. Его и пушкой фиг разбудишь!
– Почему же ты думал, что украдут именно его, а не тебя? – распереживалась Поспелова, проникнувшись его откровениями. – Если ты их видел, то они, может, тебя сторожили?
– Я не уверен, что вообще что-то видел! – с иронией улыбнулся Имир. – Скорее, придумывал, наверное. А боялся потому, что считал, будто если уснуть, то тебя обязательно украдут. Поэтому не спал и сторожил брата. Если б его украли, то я бы остался один. Меня это жесть как пугало!
– Когда же ты высыпался?!
– Днём. В садике. Меня после сончаса воспиталки добудиться не могли. Иногда вырубался в деревянных домиках во время уличных прогулок. Хорошо дрых я только в безлунные ночи.
– А сейчас?
– Сейчас пофигу. Иногда, бывает, книгами до рассвета зачитываюсь. А так со сном всё давно уже в порядке.
Поспелова огляделась. Солнце почти село. Небо покраснело и потемнело. На соседнем огороде хозяева: толстая тётка в неопрятном коротком халате и пузатый мужик в изрядно потрёпанных рейтузах – отвратно лаялись из-за бытовой ерунды. Загулял холодный слабый ветерок. Он навевал на тихоню ещё большую непонятную тоску, чем та, что одолевала её до этого. Девушка, принявшая близко к сердцу воспоминания юноши, почувствовала, что важно хоть что-то сказать.
– Слушай, Имир! А ты родителей хоть раз посвящал в это всё?
Ибрагимов, очнувшись от дум, по-доброму хмыкнул и погладил её русые волосы.
– Зачем?.. Я был мелким. Сам ничего не понимал. Папа и мама говорили, что я лет до пяти молчал как рыба. Типа меня было невозможно развести на хоть какой-нибудь базар! Даже за сладкое. Один раз ради шоколадки пару слов выдал, и всё. Мама боялась, что я инвалид.
– Глухонемой, что ли?
– Ага! – рассмеялся брюнет. – Потом предки поняли, что я просто ленивый, и оставили в покое. Ну а я рот на замке держал и чепуху в уме придумывал. До школы дружил с девочкой в инвалидной коляске. Она молчала, и я – в ответ. Сидим вдвоём, думаем. У неё волос на голове совсем не было. Папа говорил, что она умирает, вроде. Потом её семья переехала, жаль… Чего огорошенная?.. Эй, Люба! Это воспоминания мелкого дуралея, а ты за чистую монету принимаешь! Сама же обещала не бояться!
– Да уж, не напугаешься тут! – возмущённо буркнула она.
– Значит, разговор закончен. Пошли вниз.
– Да фиг! Нечего записывать меня в трусихи! Сам же сказал, что любишь ужастики, как и я! Поделись ещё чем-нибудь! Где мне, по-твоему, столько интересного услышать удастся?!
Отличник посмотрел на ровесницу, что комично скривилась и подпёрла руками бока, не удержался и задорно прыснул.
