Белобрысый, обернувшись, отъехал недостаточно далеко, прежде чем уйти в поворот задним ходом. Ну и со всего размаха угодил поднятым ковшом в кабину соседнему трактору. Напрочь снес он дверь, погнул раму. Высыпались задние и боковые стекла. По ветровому побежала широкая паутина трещин.
– Ты чего творишь, Игнат! – Кричал худощавый, – гляди, куда едешь!
Он выбежал перед трактором белобрысого и разразился жутким матом. Белобрысый и долговязый выбрались из своих машин.
Вся тройка трактористов стала о чем-то переговариваться. Я видел, как растерянный Игнат чесал голову и разводил руками. Бросал в мою сторону озадаченные взгляды.
– Чего тут еще стряслось! – Заорал завтоком, выбегая на двор, – да елки-палки!
В конце концов подбитый трактор был все же на ходу, и худощавый угнал его обратно на станцию. Остальную работу трактористов решили не останавливать. Все же старада нагоняла нас с каждым днем.
Завтоком переставил меня на новый амбар, довозить пшеницу. Нагружал меня не трактор с этой троицы, а другой, за рулем которого сидел тот самый тракторист, которого я когда-то обдал водой.
Сегодня он был трезв, сер и хмур как туча. Безрадостно, отмыкая припухшие от бессонницы глаза, крутил он свой руль да орудовал ковшом.
Однако был тут, на дальнем конце амбара и белобрысый, но своем белорусе. Загружал он Титковский самосвал, да только опять пошло все наперекосяк: выломал он машине задний борт, когда неловко опускал ковш, полный зерна.
– Да куда ты смотришь, зараза! – Кричал на него Титок, – ты гля! Машину мне измордовал!
Белобрысый, выбравшись из трактора, едва не кинулся на Титка с кулаками, благо мужики, что вокруг были, остановили покачивающегося на ногах Игната. Кажется, был он пьян.
Белобрысый с Титком и мужиками пошумели, покричали друг на друга, да разошлись. Борт Титок смог починить. Да только рычаг открытия у него теперь не работал, а на кузовщине осталась большая вмятина. Остаток дня Титок одно ходил да плевался.
Когда загрузили мою белку с горкой, поехал я на зав. Главный агрегат механизированного тока натужно работал. Гудел, как гигантский пылесос.
Видел я, как стояли под ним две машины: одна под сорным бункером, куда отходы отсеивались, другая под тем, где собиралось чистое, подсушенное зерно.
Загрузка машин началась по очереди сначала чистым, потом сором. Пшеница золотом хлынула в газон, заполнив кузов. Машина ушла. Тогда в другую хлынул пыльный сор, заклубилась под завом серое облако.
– Давай! Загружай! – Заорал приглушенным под звуками двигателей машин и зава голосом механик, помахал мне рукой.
Я подъехал к эстакаде и развернулся. Увидел, как стоят в тенечке те самые трактористы. Белобрысый сидел на корточках. Переводил, наверное, дух после того, что совсем недавно натворил. Рядом с ним мялся и долговязый. Указывал на меня пальцем. Что-то говорил белобрысому.
Игнат поднялся. Откинул челку со лба, уставился на меня недобрым глазом. Думает пади, что, правда, я на него белкино проклятье навел. Два происшествия за один день! Вот так дела! Хотя знал я, в чем была настоящая причина таких несчастий. Нечего за руль под градусом лесть.
А вот, судя по лицам двух трактористов, они так совсем не считали.
Оглядев по стеклам, где ж там направляющие дорожки эстакады, я выжал сцепление и включил заднюю передачу. Газанув, медленно погнал машину назад.
Когда задние колеса подпрыгнули на ступеньках эстакады, в кабине аж загремело. Я выжал педаль чуть сильнее, и мотор откликнулся высоким ревом. Машина медленно взобралась на направляющие, показав мне землю через ветровое. Белка задрала хвост и замерла на месте, когда я затрещал ручником. Потом выпрыгнул из машины.
