– Нет, благодарю, вас, мадам. Разрешите, я просто посмотрю?
– Конечно, мадам, – отвечает мне хозяйка магазина, но в голосе я читаю разочарование и напряженность, словно там, на втором этаже на плите у нее кипит суп, и я отвлекла ее от кухонного священнодействия, да при этом ничего не купила. Пять евро за четыре крошечные конфетки – не в счет.
Рассмотреть многое не удается: хозяйка, переминаясь с ноги на ногу, фактически ждет меня у дверей, я прощаюсь.
Стеклянная створка вновь приоткрывается ровно настолько, чтобы я опять протиснулась боком, но уже в обратном направлении – на улицу. Магазинчик явно относится ко вражескому стану, учитывая, что он единственный не восточный на несколько улиц. За спиной я слышу поворот ключа.
Опять площадь, визуально разделяющая шахтерскую столицу на две части. Эта демонстрирует современность, правда, тоже слегка уже устаревшую – эпоха 70-х: рубленные монументальные здания, безликие коробки, в которых, по задумкам архитекторов, ничего не должно отвлекать от созерцания картин, фотографий или других произведений искусства. Памятник шахтерам тоже выполнен в этом стиле. Откровенно говоря, огромные торчащие из куба позеленевшие от влаги медные руки, тянущиеся к небу, служат последним штрихом, завершающим образ города, который никогда не мог с уверенностью сказать, чей он – поскольку спокойно отдавал свою территорию испанцам, австрийцам, французам, итальянцам, а теперь жителям далекого Востока.
«…Какое странное название – „Дом 8 часов“. Ну, если нет арабской вязи и все на французском, значит я нашла настоящее бельгийское кафе…»
Несмотря на проспект и все старания официанта-поляка, а также хозяина-итальянца, выяснить, откуда все-таки у кафе такое оригинальное название, не удалось.
Длинные, мрачные, словно закопченные паровозным дымом, вагоны-залы тянутся и тянутся, простаивая в ожидании «угля» для черной паровозной топки. Тусклые лампочки на стенах делают лица немногочисленных посетителей серыми и почему-то вытянутыми, очерчивая и прорезая еще глубже их морщины. Старые, глубокие, обитые красной эрзац-кожей диваны с высокими деревянными спинками графят помещения на маленькие квадратики, пытаясь таким образом дать хоть немного уюта и приватности посетителям.
– Нет-нет, мадам, не садитесь здесь! Тут дует, а вам нужно согреться, идите за мной.
Я располагаюсь в глубине зала, в той его части, которая полностью тонет в полумраке и где с трудом можно разглядеть заказ. Этот «паровоз» остался стоять в 70-х, но, похоже, его кочегару совершенно безразлично: посетителей все устраивает, они не одобрят перемены, ведь стол, на который стотысячный раз проливалось пиво, фактически стал родным за эти десятилетия. Да и потом, от ремонта и смены дизайна меню одного из самых старых кафе города, которому насчитывается 80 лет, не станет другим.
– Мадам будет мороженое? – официант совершенно не скрывает своего удивления и даже возмущения моим непростительным поведением. – Простите, но это очень неудачный заказ – на улице идет снег, и вы можете простудиться, предлагаю все-таки что-то теплое, как на счет…
Я делаю заказ и впервые ем бельгийское национальное блюдо.
Это мой первый опыт и первая встреча с «Croque Madame». Я честно признаюсь в данном факте официанту, он передает эту новость повару, и вот уже оба на расстоянии наблюдают за мной и моей реакцией. Забегая вперед, пишу честно: мне понравилось это с таким милым названием блюдо – и своей простотой в приготовлении, и вкусом.
