Шоколад с морской солью - страница 4

«Немедленно возьми себя в руки, Пабло! Все эти видения и сны – глупая и пустая игра твоего воображения», – скомандовал самому себе старик и добавил: «Сегодня для смерти не подходящий день, я ещё достаточно крепок и живуч, чтобы не спешить на тот свет. Мне во что бы то ни стало нужно придумать чем помочь Камилле. Я должен! Нет, обязан!!! Преступление бросать их одних в этом проклятом городе. Куда им, бедняжкам, деваться, если я умру? Сеселла немедля их выгонит из дома, моим девочкам придётся жить в Барра-да Тижука. Злое место. Одним им там точно не выжить. Разве можно моим красавицам в фавелы?! Господь Небесный!!!» – само по себе слово «фавела» причинило Пабло нестерпимую боль. «Нет, об этом и речи быть не может! Камилла не рождена для таких страданий. Довольно с неё и тех, что она уже пережила. Ответ обязательно должен быть! Господи, помоги мне. Молю… Душу отдам, жизнь, вынесу любые страдания, только подскажи, как им помочь… Не знаю я, что сказать Жозе, когда мы встретимся?! А Зои?.. Я… я… я ведь не смогу посмотреть ей в глаза…» – заплакал Пабло и опустил голову на сухие слабые кисти рук.

Дон Осорио понапрасну метался в надежде услышать ответ – Бог никогда не говорил с ним словами… Вероятно, он считал своего возлюбленного сына достаточно мудрым, чтобы он сам, читая события между строк, делал выводы и оценивал риски. Однако утреннее послание Ангела уместилось всего в одном-единственном предложении и ждать оставалось совсем недолго: все ответы ждали Пабло после захода солнца – в самое обычное жаркое воскресенье середины января.

Покидая балкон, старик снова окинул взглядом бескрайний город. За кружевом пурпурной бугенвиллии, так беспардонно захватившей балкон, открывалась панорама хаотично рассыпанных бедных построек. За ними вдалеке тонкая полоска изумрудного океана и небо. Много неба – это именно то, что ему сейчас нужно! Созерцая маленькое пыльное облачко, мыслями он перенёсся в прошлое. Кубинское босоногое детство, где повсюду было небо. Бесконечное, яркое, лазурное, честное, оно проглядывало сквозь дощатые стены и потолок, будило по утрам, а в сезон дождей просачивалось каплями воды сквозь дырявую деревянную крышу. Пабло погрузился в воспоминания, и тоска больно защемила сердце, – с того момента как его нога ступила на борт рыболовного судна, о своих родных он больше ничего не слышал. Прошлое до краёв было наполнено тоской и болезненными воспоминаниями… Здесь жили они все… И все как один умерли. «Долгая жизнь для меня не такой уж и ценный подарок», – подумал Пабло, вспоминая о тех, с кем ему пришлось расстаться. За свои 78 лет он повстречал тысячи людей и, обладая феноменальной памятью, запомнил их всех. Точнее, зарисовал лица в памяти и бережно хранил. От кого-то остались карандашные наброски, иные же портреты сохранили тончайшие черты, цвета, запахи. Сеньор Осорио педантично сберег воспоминания в знак уважения ко всем, кого когда-то любил… Особенно её… Зои… Смешивая мастихином блеклые краски прошлого и набрасывая их на холст как попало, в конце всегда непроизвольно, чётко и красочно получался её портрет.

«Зои, любимая моя, как же я хорошо помню тот день, когда родились твои близняшки! Помню, как радовался Жозе, разглядывая курносые кнопки в ворохе кремовых кружевных одеял… Почему не стёрлось ни одной краски из воспоминаний о тебе? Тебя-то я как раз старался забыть. Тщетно. Потеря ангела была невосполнима для всех нас. Ты была не просто красивой женщиной, ты была солнцем, ветром, глотком чистой воды, способным утолить самую сильную жажду, ты была нашим счастьем. Открытая улыбка, лучистые голубые глаза, взлохмаченные белокурые волосы… Всегда такая ласковая, искренняя, светлая – воплощение женственности, чистоты и доброты. Зои, ты сама того не желая могла осветить день каждого из нас и умирая забрала с собой всю нашу радость. Господи, сколько же в её сердце было любви!.. Ты, верно, не догадывалась, что я всю свою жизнь любил тебя… Любил безумно. Страстно. Втайне от самого себя, втайне от Жозе, втайне от всего мира…» – с мыслями о Зои на глазах выступили слёзы и в горле запершило от сотен тысяч невысказанных слов…