Людмила Николаевна вышла из здания суда и оглянулась на фасад. Она уже бывала здесь дважды. В первый раз, когда умер её отец, и они с сестрой меняли свои татарские имена-отчества на русские, а второй раз… Людмила Николаевна закрыла глаза.
Её поймали на базаре областного центра, когда она продавала дефицитное сливочное масло. У неё осталось всего несколько пачек, когда к ней подошли милиционеры и, проверив, чем она торгует, доставили в отделение. Установили личность и завели уголовное дело о спекуляции. Она забыла статью уголовного кодекса, по которой получила год условно, в этом самом здании. Ей запрещали работать в магазине, и пока через пять лет не сняли судимость, она мыла полы в школе. Эти годы она не забудет никогда.
Муж возненавидел её. Он был членом партии, и из-за её судимости, ему вкатили строгача по партийной линии и перевели на рабочую должность. В зарплате он даже выиграл, но отработав всю жизнь прорабом, чувствовал себя униженным в глазах сослуживцев. Тишайший святой Мансур, так называла его дочь, начал поколачивать свою половину и пить водку, которую раньше на дух не переносил. Сначала Людмила Николаевна думала, что ему не нравится, что теперь они живут как все. Даже в самые голодные годы, холодильник в их доме был под завязку забит дефицитом. Тогда она не всегда отоваривала продуктовые талоны на мясо и колбасу, хватало того, что брала без талонов в магазине. А теперь, только изредка, подружки продавцы баловали её чем-нибудь вкусненьким и дефицитным. Но, Мансур Маратович высказал ей то, что он чувствовал, только тогда, когда в начале перестройки, управление, где он проработал всю жизнь, обанкротилось, и его первым сократили и отправили на досрочную пенсию.
– Говорила мне мать, не женись на девке, которая имя своё поменяла и даже отчество. Предала она родителей своих, веру и народ татарский, предаст и тебя, дурака.
И тогда Людмила Николаевна поняла, что муж считает её виноватой в своих неприятностях на работе. Она сказала ему, что никого она не предавала, отец уже умер, а мама разрешила. А имя сменила, потому что ещё в школе их с сестрой сильно дразнили и не давали прохода сверстники, обзывая татарками за нерусские имена Люция и Маршада, и неказистое отчество – Ниязбаевны. Зато в ПТУ и потом на работе, никто уже не дразнил Людмилу и Марию по отчеству Николаевны, а фамилия Надеровы – похожа на русскую и никого не смущала. И если работа ему дороже семьи, то он может идти на все четыре стороны. А муж, только в очередной раз поколотил её. Дети не знали, что отец начал бить мать, а она не решалась пожаловаться. Ведь пришлось бы объяснять, почему их отец так изменился, сын, и дочь не знали про её судимость. В глубине души Людмила Николаевна чувствовала, что Мансур был по-своему прав. Но она привыкла никогда и нигде не признавать своей вины, и поэтому, разговаривая с сестрой и мамой, проклинала его, на чём свет стоит.
Однажды, пьяный Мансур особо жестоко её избил, и она приехала к сестре вся в синяках. Машка внимательно на неё посмотрела и предложила ей вспомнить, как их, уже умершая мать, разобралась с отцом – деспотом.
– Ты хочешь сказать, что я смогу? – Удивилась Людмила.
Их мать хорошо знала татарское колдовство и научила ему своих дочерей. Людмила часто использовала мамины «шепотки», когда была в том нужда. Но дальше наговора на удачу, «присушки» нужного человека, или отвода глаз недругу, она никогда не заходила. А тут, надо было провести целый ритуал – на смертельную остуду. И у неё не получилось. Три года она безуспешно пыталась навести убийственную порчу на собственного мужа. Потом поехала к родной тётке, узнать, почему не получается извести мужа, как мать извела отца.
