Савельич захлопотал, притащил кувшин браги, две уже полные кружки и затеплил свечу. Благословясь на икону, они сели, выпили, потом Савельич со вздохом сказал:
– Вот теперь, с Божьей помощью, можно и поговорить, как и отчего тот прием в царицыной Золотой учинился… значит, так: по старому обычаю положено нашим новопоставленным святителям, сиречь патриархам, архимандритам, а тако же архиепископам, на второй али на третий день являться к царю и царице с благословением и с дарами, и совершается сей торжественный прием, обычно в царициной Золотой палате. Так вот – тому уж года два – поставлен был на Москве наш первый патриарх Иов, и давал сей вновь избранный патриарх обед государю и вселенскому патриарху со всем его греческим духовенством, ибо он-то нашего и возводил на патриарший престол. И случись так, что в тот же день назначен был новопоставленному Иову прием с дарами у государя и у царицы Ирины Федоровны, супруги царя Федора Иоанновича. И вот перед самым обедом, когда все сидели по местам, оба патриарха возьми, да и получи приглашение явиться во дворец к государю. Пришлось идти…вошли они в царскую палату, государь, сидевший там с боярами, встал с трона, благословился у Константинопольского патриарха, да снова все по местам сели. И стал тогда казначей являть государю патриаршие дары: благословение – образ Богородицы, чеканный, обложенный золотом с яхонтами; пелена атласная, сажена жемчугом; кубок двойной серебряный, бархат, камки, сорок соболей и 10 золотых угорских. Такие же дары были принесены и для царицы… и выступил тогда на середину палаты боярин, присланный от царицы. Обнажил голову, низко так поклонился и громким голосом просьбу ее патриархам передал, чтобы пришли оные ее благословить. Тогда государь…
– Погоди, Савельич! – остановил его Юрий. – Не пойму я…ты рассказ свой ведешь так, будто и сам на том приеме побывал!
– Сам я понятно там не был! – усмехнулся Савельич. – А видал и слыхал достаточно… потому как друзей у меня много, помогли! Небось доводилось тебе, боярин, слыхать о тайных каморах, кои всегда в таких палатах устраивают, дабы сам царь, али его семейство, могли невидимо для гостей за происходящим действом следить?
– Слыхал… но ты-то не царь.
– Зато с псарем в дружбе состою! Чего сам не видал, от сведущих людей узнал. – Савельич лукаво подмигнул. – Вот и смекай…
– А-а… понятно! – Юрий засмеялся и протянул свою кружку. – Давай, наливай… вижу с тобой полезно дружбу водить.
– Тогда слушай дальше… встает, значит, государь и вместе с патриархами и всем духовенством шествует в покои своей супруги. В покоях царицы все, вкупе с государем, должны были подождать в Передней палате. И находилось там множество женщин и девиц, служивших царице. Все они с головы до пят были облачены в белое, подобно снегу, платье безо всяких украшений али убранства. А еще в той палате увидали гости по стенам образа святых угодников в богатых окладах, осыпанных драгоценными каменьями, и дивились богатству сему. А немного погодя отворилась золотая дверь, и от имени царицы уже другой боярин пригласил патриархов войти со всем собором. Но не тут-то было! Вошли только государь, патриархи с провожавшими их епископами и брат царицы, Борис Годунов…
Савельич замолчал, и Юрий, глянув на него, поразился происшедшей в нем перемене. Лицо его сделалось торжественно строгим, а в широко открытых глазах затаился свет. Теперь это был совсем другой человек… А дале я помню все до последнего слова, вижу так ясно, будто все повторяется снова перед моими очами, и не спрашивай, как такое возможно, не знаю… – голос его внезапно стал хриплым, он подождал, кашлянул и снова заговорил: – …тихо поднялась царица со своего престола и встретила их посреди палаты, смиренно прося благословения. Вселенский святитель, осенив ее молитвенно большим крестом, воззвал:
