Он протянул ей бутылку. Машка глотнула, закашлялась и еще раз глотнула. Олег помог ей подняться.
– Помер, динозавр, – сказал он и откупорил новую бутылку джина, – пусть ему там все будет пухом. Или как там говорят?
– Олег, – сказала Машка, – ты скоро вернешься на фронт?
– Через недельку.
– Возьми меня с собой. Он мне звание завещал. И я сама кое-что могу.
Все плыло перед глазами. Машка сжимала пальцы. Тело было какое-то чужое. Восемь жизней ушли, восемь жизней – оставалась одна – девятая, и ее надо было чем-то занять.
– Дура, – сказал Олег.
– Я и без тебя уйду.
– Да-да, на фронт добровольно, я уже понял.
– У меня восьмая вера! – закричала Машка. – Меня возьмут!
Олег хлебнул из бутылки.
– Хороший джин, – сказал он. – Ты вот что, ложись спать. Завтра поброди по городу. А через неделю попросишься. И я возьму.
Он улегся на диване и закрыл глаза. И тогда Машка увидела его лицо по-настоящему. Кажется, он часто терял друзей.
Машка лежала долго на полу. Матрас, на котором она спала, был прямо под подоконником. «Так тебя точно снайперы не снимут», – сказал Олег. Отсюда был виден угол стола, комод. Улица скрывалась от взгляда, но был слышен обычный шум.
Олег куда-то ушел. Утро текуче переходило в день. Машка вдруг поняла, что наслаждается своим страданием, и испугалась. Это было неправильно, даже взять и умереть прямо тут – неправильно.
Машка встала, оделась и вышла в город.
На знакомых улицах ее накрыло. Она стояла среди человеческого потока. И снова видела себя со стороны. Стояла и плакала. А ее обходили, не замечали, как будто она для всех была в слепом пятне.
Город не изменился. И это было самое страшное. Мир не сдвинулся ни на миллиметр с привычной траектории. Машка все пыталась найти где-то прореху в обычной городской сутолоке. Но цвета не выцвели, лица людей были такие же, как обычно.
– Поменяйте цвет ауры! Окраска ауры! – кричала девушка в рыжей шапке и раздавала листовки – Гарантия три месяца!
Машка засмеялась сквозь слезы.
Она даже съездила на дачу, но и там все было так же. Только водохранилище посерело, но это вопрос времени года.
– Ну, что решила? – спросил Олег, когда она вернулась.
Он был одет уже для похода, все собрал, пил чай из безукоризненной тонкой чашки и, как будто, не торопился.
– Я еду с тобой.
– Ну, дура-девка.
– Первый раз – не время для приколов, мальчик наш вступил сегодня в школу, – раздалось сразу же, как Влад вошел.
Острил, разумеется, Плотва.
– У тебя рифмы неточные, – сказал Марк из своей обычной позиции на окне.
– А у тебя мозги неточные, – отозвался Плотва.
Влад молчал. Было уже почти утро. Сумерки затягивали комнату, тихо вибрировали панцирные сетки. Панцирная сетка – звучит как название бронежилета! Владу было пусто. Та пустота, которую он иногда ощущал раньше, прорвалась, разрослась и заполнила его всего.
– Ну? Говори, как она?
– Она… нормально она.
– И что? Ты с ней переспал?
– Отвяжитесь!
Влад лег и накрылся одеялом с головой, даже не разделся.
– Под меня косит, – констатировал Плотва.
– Да оставь его, – сказал Марк, – пусть страдает.
– Пошли вы!
– Не злобься, – Марк затушил сигарету и тоже лег.
– В траве сидел кузнечик, – сказал Плотва и зевнул, – японский контрразведчик.
– В рыло дам, – сказал Влад уже беззлобно.
Трое лежали на койках, а вокруг начинался рассвет.
Машка спала без сновидений внутри огромной мертвой коробки гипермаркета.
И Павел заснул. Он переборщил с самогоном, и Марку пришлось нести штабного на плече. Плотва всю дорогу отпускал шуточки.
