Немного пройдясь, мы завернули в небольшой парк и уселись на скамейку, не на одну конечно, Окурок сел на другую в нескольких шагах от нас. Я огляделся. Раньше, кажется, я здесь не бывал, хотя частенько ходил по этой дороге. Парк был довольно маленький и уютный. Ноги ныли, также как и голова и что-то отдаленно напоминающее душу. И именно сейчас, этот парк казался спасительным островом в бушующем море. У ног сновали туда-сюда голуби. Листья уже начали опадать с деревьев, и ветер гонял желтые и красные листочки по тротуару, разыгрывая перед нами спектакль. Завороженно я следил за процессом, не в силах оторвать глаз. Осень была в самом разгаре, но холодами еще не пахло и мы наслаждались уходящими солнечными днями. Это значило, что скоро у меня день рождения. Мне исполняется тридцать. Странно, что я вспомнил об этом только сейчас. Обычно я начинал скорбеть за несколько месяцев до этого, но в этом году пучина серых дней захватила меня с головой и я, кажется, не заметил, как пролетел еще один год.
– Итак, что мы имеем? Он закончил в семь, дома не ночевал, да еще ему дали три дня выходных. Это действительно очень плохо, – уставший голос Окурка бесцеремонно прервал мои ежегодные размышления. Интересно как они выбирают место и время своего появления в голове. Именно сейчас, когда и так все идет кругом.
Сил идти не было. И не у меня одного. И хотя прошли мы совсем мало, усталость эта была иного рода. Просто знать бы, что он жив и неважно где и с кем, пусть он просто будет живой.
Спустя какое-то время, вежливо досмотрев спектакль до конца, мы побрели домой. Как было приятно вернуться в свой район. Знакомые лица, которые добро улыбались, увидев тебя, грели похлеще жаркого солнца. По дороге мы встретили пару человек, спросили о Баде, но никто его конечно не видел. Пара местных пьяниц предложила помочь, и мы любезно согласились, хоть пользы от них никакой, но и вреда не будет. Однако я ошибался. Словно тараканы, они неожиданно разбежались, да так резво, что казалось в их желудке нет ни капли алкоголя, это было невозможно. И также неожиданно они вернулись к нам, притащив, по меньшей мере, по пять человек с каждого. Хава объяснил ситуацию. Все присутствующие хорошо знали Бада, за исключением его нездоровых наклонностей. И так с пары пьяниц началась целая розыскная операция.
Мы в ней почти не участвовали, лишь отвечали на задаваемые вопросы, которые казалось бы совершенно не относятся к данной ситуации. В первую очередь были обзвонены все возможные больницы и полицейские участки. А также знакомые и знакомые знакомых всевозможных людей, некоторые из которых даже не были знакомы с ним лично. И пока все это продолжалось, желающих помочь в два раза прибавилось. Мы оккупировали детскую площадку, скамейки и качели, кто-то сидел на голой земле, но все неустанно что-то делали. Я смотрел на них и думал, а что если бы мне понадобилась помощь, будучи в том мире. Помог ли бы хоть кто-нибудь из тех черно-белых людей в пластиковых одеждах? Хоть один остановился бы? Все-таки на руках их дорогие часы и время расписано по минутам, и там нет места стриптизеру с суицидальными наклонностями. Но для чего же вообще в их двадцати четырех часах есть место? Мои люди здесь, они страдают, любят и волнуются, и я точно знаю, что под старыми одеждами бьются живые трепещущие сердца. И я не хочу знать иного мира. И часы мне, пожалуй, не нужны.
