Андрей бросил дикий взгляд на чумазого танкиста. Его вид никак не увязывался с представлениями Андрея о хирургических инструментах.
– Да какие ж у него инструменты? – в отчаянии воскликнул он, – у него же… они только для танка… они же у него грязные!
– Пойдут любые….. грязные, ржавые…. Лишь бы… ухватить осколок и вытащить…. – она задыхалась, теряя силы.
И глядя в широко раскрытые глаза Андрея добавила:
– От заражения крови я не умру…. Вытащишь осколки – всё сразу заживёт…. Не вытащишь – я потеряю сознание окончательно… и… не смогу тебя… защитить. Тогда тебе… точно… конец…
Эта длинное объяснение окончательно подорвало её силы, и она опять провалилась в бессознательное состояние. Андрей заполошно обернулся к танкисту:
– Слышь, броня, у тебя инструменты есть? – и получив флегматичный, но утвердительный кивок в ответ, добавил: – давай скорее!
Механик молча полез в нутро танка и пошуровав там, минуту спустя вылез оттуда с деревянным ящичком крайней замызганности.
Поставил его на землю, открыл:
– Вот.
Внутри ящичка в живописном беспорядке лежали навалом различные отвёртки, несколько ржавых напильников, куски проволоки, кусачки, молоток, и здоровенные плоскогубцы.
Ничего подходящего не было…. Андрей посмотрел на механика-водителя:
– Слышь, бронЯ! Тебя как звать?
– Пашкой кличут…
– А меня Андрей. Слушай, Паш, у тебя пинцета какого-нибудь нету?
– Чего-о? – танкист с удивлением раскрыл глаза, – пинцет?! Да откуда? Я же не дохтур!
– Ну, а узкогубцы какие-нибудь?
– Узкогубцы… Утконосы, что ли?
– Ну да, они самые! Пускай будут утконосы! Есть?!
– На, держи, – танкист Паша запустил руку в бездонный карман своего замызганного комбеза и выудил оттуда небольшие, и чрезвычайно ржавые узкогубцы, – пойдёт?
Андрей схватил инструмент и с сомнением показал их Агнии:
– Это пойдёт?
Он легонько потряс её за плечо. Она с трудом открыла глаза и сквозь зубы:
– Да давай уже! Конечно, пойдёт.
Андрей заполошно обернулся:
– Слышь, Паша! У тебя какой ни то брезент есть в танке? Ну или тряпка там… только чтоб не грязная!
– Х-хы… не грязную ему подавай… скажешь тоже! – Пашка полез на моторно-трансмиссионное отделение танка и стащил оттуда свёрнутый в скатку кусок брезента. Он развернул его – брезент был изрядно порван осколками и запачкан грязью и маслом.
– Да не разворачивай ты его весь! Просто сверни вчетверо – надо под неё подложить! Не в грязь же мне её голой спиной укладывать!
– Да ты чё делать-то собрался? Кончается твоя девчонка, не видишь, что ли?
Механик-водитель много повидал на этой войне, и то, что сейчас видели его глаза, однозначно говорило ему, что жить девушке оставалось совсем чуть-чуть: она лежала, согнув ноги и прижимая руки к животу, пальцы её были окровавлены – весь лётный комбинезон на животе был буквально пропитан кровью. Было очевидно, что ранение у неё крайне тяжёлое: она была в полуобморочном состоянии, губы дрожали, дыхание было прерывистым, её всю била крупная дрожь.
Андрей бережно приподнял её за плечи, и поднял лицо к танкисту:
– Давай, подкладывай быстрее свой брезент!
Андрей уложил её, повернул на спину, с трудом распрямил ей согнутые ноги, отвёл её руки от места ранения, и стал расстёгивать и стягивать с неё лётный комбез…. Поднял вверх свитер, гимнастёрку…
Страшно запершило в горле, захолонуло сердце: вид, открывшийся его взору, привёл его в полное душевное изнеможение. Красивое, обнажённое тело, показавшееся ему ослепительно белым на этом грязном куске брезента, было буквально искромсано: весь живот и всё, что ниже, было буквально залито кровью.
