Штурм России - страница 7



Неизвестно, что было бы с ними, оставь мы их на полчасика, но тут из динамиков аэропорта раздался строгий женский голос, объявивший о начале регистрации рейса на Москву. Гёйсе, подняв голову, вопросительно посмотрел в потолок. Впрочем, голос тут же повторил информацию по-английски, и Пюйкенненн, оживившись, закинул на плечо туго набитую спортивную сумку, ухватил чемодан за телескопическую ручку и потопал на регистрацию. Сирманн так же поднялся, но задержался и прихватил бутылку с собой. Он положил ее в дипломат, рядом с Библией, а стаканчики по дороге аккуратно выбросил в урну.

Вскоре они окунулись в теперь уже спокойную процедуру таможенного досмотра. Таможенник выглядел слегка уставшим – с русскими рейсами всегда были одни проблемы. Они тащили в свою гигантскую страну все, что попадало под их хищную руку: колесные тележки из универмагов, чтобы возить своих младенцев на прогулку, камни из стен Таллиннских замков – возводить на готическом фундаменте дачи, а никелированные трамвайные поручни превращались в дугу на джип марки НИВА. Это была какая-то странная национальная особенность, называлась она «все в хозяйстве пригодится». Национальная же особенность бедного эстонского таможенника состояла в том, чтобы все это изъять и вернуть на прежнее место, а потом снова увидеть торчащим из авоськи очередного русского туриста.

Усталый таможенный взгляд сначала безо всякого энтузиазма скользнул по раболепной физиономии, однако, увидев финский паспорт, офицер приободрился и учтиво кивнул.

– Лети Москва! – раскрыл свой секрет Пюйкенненн.

– Come back soon (Возвращайтесь скорее /англ./), – искренне посоветовал таможенник по-английски, формально пробежав глазами по документам.

Видимо, прав был чеховский дядя Ваня – настоящих проповедников не проверяют. Следом шел Сирманн. Он уже успел придать своему лицу выражение меланхоличной наивности. По его мнению, сложившемуся после просмотра соответствующих телепередач, именно так должно было выглядеть лицо настоящего проповедника.

– Я брат Густав, – ответил он на немой вопрос таможенника, какого шута нужно эстонцу в России, – еду собирать заблудшие души в наше стадо, – и он указал на брата Гёйсе, который все равно почти ни черта не понимал, и поэтому утвердительно кивал.

– Там вы можете делать все что угодно, но, пожалуйста, не надо собирать их в наше стадо, – похоже, несчастный таможенник понял тезис о стаде буквально, и решил, что обратно проповедники вернуться с обычным русским балластом, под личиной паствы скрывающим свое корыстное желание удрать за рубеж.

– Не беспокойтесь, стадо мы оставим на месте обитания, – отшутился Густав, замечая, что второй офицер разглядывает однообразный рисунок на экране, где высветилось содержание чемодана Гёйсе. В ответ на вежливый вопрос о содержимом, проповедник искренне ответил, что Святой книги мало не бывает, после чего его паспорт пополнился штампом, а сам чемодан уехал в багажное отделение.

К Густаву, проводившему взглядом ленту транспортера, отнеслись более придирчиво. После «просвета» его попросили открыть дипломат и, увидев содержимое: Библию и начатую бутылку «Три семерки», поскорее выдворили из страны.

Сирманн взял паспорт и поспешил за своим новым знакомым. Вскоре он, не оборачиваясь, покинул здание аэропорта, а вместе с ним и историческую родину.


II. Пхеньян – город контрастов.