– Анхен, но Либман мой человек.
– И что с того? Его и наказывать за воровство нельзя? Так что ли?
– Но Либман увеличил доходы империи! Он нашел нам деньги на войну. Он много раз помогал государству. А что до воров, Анхен, то все твои русские чиновники воры! Посмотри на них! И ежели каждого судить, то Россия без чиновников останется. А Остерман не против Либмана удар свой направил! Он на меня нацелен! Или я стал неугоден, государыня? Тогда я должен сегодня же отбыть на Митаву! И готов перед тобой жезл обер-камергера хоть сейчас положить.
– И корону готов положить, Эрнест?
– Корону герцога я подучил из рук дворянства курдяндского, ваше величество. Но если разговор пошел в таком тоне, то….
Анна боялась потерять Бирона и потому сразу сдалась.
– Ладно! Заголосил, словно баба! Не стану я твоего Либмана трогать! Пусть живет! Но в казну должен он 200 тысяч рублей положить! Мне деньги на армию Миниха надобны.
– То будет исполнено, Анхен. Но могу я сказать ему, что дело его …
– Можешь! Я дала слово. А слово императрицы дорогого стоит! А вот ты своего слова не держишь, герцог.
– Что ты говоришь, Анхен?
– А то и говорю, Эрнест. Я одна. Все меня бросили. Пока болела многие уже решили, что к молодому двору стоит переметнуться. Да и у Лизки цесаревны гостей за последнее время прибавилось. Понимаешь про что я?
– Нет, не понимаю тебя, Анхен.
– А кто к Лизке ездил? Не ты? – с укоризной спросила царица.
– Анхен, мой визит к цесаревне был продиктован государственной необходимостью. Я верен тебе, государыня. Кто я без тебя? Потому на мою руку ты всегда рассчитывать можешь. Меня русские без тебя сожрут с потрохами.
– И потому тебе больше о делах стоит думать. Ведь я больна, Эрнест.
– Но ты поправилась, Анхен. Доктора говорят, что твое здоровье стало лучше.
– Оно так, но надолго ли сие? Много ли проживу еще на свете, Эрнест? Может уже скоро призовет меня господь….
***
Год 1739, январь, 15 дня. Санкт-Петербург.
Трактир у «Старого шхипера».
Эрнест Иоганн Бирен и Пьетро Мира вышли на улицы города. Одеты они были скромно в серые незаметные подбитые мехом плащи и шапки из лисьего меха.
– Снова отправимся к «Старому шхиперу», Эрнест?
– Да. К этому трактиру я за много лет привык.
– А может, пойдем куда-нибудь еще? – предложил Пьетро Мира. – Мало ли мест в Петербурге? Что-то у меня на душе сегодня тревожно.
– Да, брось, Петер. Кто нас опознает в таких то нарядах? Мы с тобой словно чиновники мелкого пошиба.
– Но о твоих врагах забывать не стоит, Эрнест. Много кто желает избавиться от тебя в России.
– Да, Они твердо выбрали себе объект ненависти – герцога Бирона. Хотя в последнее время с легкой руки Остермана многие поминают и тебя и Лейбу Либмана. Особенно последнего.
– Ну, ему можно и потерпеть, Эрснет. Либман столько заработал на мехах что ему грех жаловаться. А фон Штемберг сколько в карман нашего еврея положил за последний год?
– Зависть – худший из пороков, – произнес Бирон. – Однако какой сегодня морозный день, Петер.
– Вон уже и наш трактир показался, Эрнест. Выпьем водки и согреемся.
– Сейчас самое время выпить. Я в такую погоду начинаю понимать страсть русских к сему напитку.
В трактире в тот день было полно народу, и новые посетители едва протолкались сквозь толпу. Хорошо еще, что хозяин трактира Клаус Шпигель опознал новых гостей и быстро посадил их за небольшой столик в дальнем темном углу.
