– Чего проще, Анхен. У Меньшикова есть сестра. Девица на выданье. А мой младший брат Густав Бирен не женат. Вот и соединим их узами брака, и деньги все в качестве приданного Густаву перейдут. А уж он тебе все отдаст в тайности.
– Верно! Срочно гонца в Березов! Экстренного государственного курьера коему препятствий в дороге чинить никто не смеет! Меньшикова младшего и сестру его срочно и со всем почтением доставить в Петербург!
Год 1735, июнь, 2 дня, Санкт-Петербург. Во дворце.
Утром в 11 часов в кабинете Анны Ивановны собралось общество. Здесь были и придворные и шуты. Все они собирались у императрицы каждое утро. Пьетро Мира стоял здесь же и карлицу Арабку блестящими монетами соблазнял.
Карлица сия была не настоящей негритянкой, но каждое утро ко двору императрицы отправляясь, она лицо и руки пробкой мазала. Большой любовью императрицы она не пользовалась и подарки на её долю перепадали редко. Она относилась к штату дур и полудурок, состоявших при особе Анны Ивановны.
– Баишь 100 золотых мне дашь? – спросила она по-русски, ибо иного языка не ведала.
– Сто золотих, получиш. В том мой слово. И делать для сей мало надобно. Понимать?
– А чего делать-то, милай?
– В дворцови ораншерей ягод поспель. Понималь? – спросил Мира, подбирая с трудом русские слова.
– Чего? – нее поняла Арабка.
– В дворцови ораншерей ягод! (В дворцовой оранжерее постели ягоды)
– А-а! Клубника-то? Знаю. Такая крупная! Но токмо мало её там. И поди сейчас ни одной ягодки не сыщешь.
– В том нет печали. Один ягод там ест. Пуст Рейнгольд Левенвольде ту ягодка узрит.
– Хочешь, чтобы Левенвольд-красавчик увидал клубнику крупну? Так что ли?
– И за то 100 монет твой.
– Так-то просто, милостивец. Но не обманешь ли?
– Вот тепе 10 монет. Это ест садаток.
Арабка схватила монеты своей маленькой грязной ручкой и покатилась зарабатывать остальное. Балакирев знал на кого указать. Эта все сделает. Теперь только следить за Левенвольде.
Императрица в этот момент обратила на Пьетро внимание и подозвала к себе:
– Эй! Адам Иваныч! Чего к дуре моей липнешь? Али по нраву пришлась?
Мира низко поклонился и произнес по-немецки:
– Всем взяла девка, да слишком мала для меня, государыня.
– А вон у Ваньки Балакирева жена также малого росту. Так Ванька? – императрица отыскала среди шутов Балакирева.
– Так, матушка! – ответил тот по-русски. – Но я взял за себя карлицу не просто так.
– А с чего? – спросила императрица.
– Любая жена есть зло, матушка. И я взял среди женского пола зло наименьшее.
Императрица и все придворные засмеялись.
– Адам, не желаешь ли себе зло наименьшее?
– Нет, государыня. Я бы предпочел зло не русского корня, но иноземного.
Анна снова засмеялась. Она, как и большинство придворных, знала об интриге между Мира и певицей Марией Дорио.
– А ты, сеньор Франческо, как смотришь на это? – императрица посмотрела на своего капельмейстера Франческо Арайю.
– Ваш шут, ваше величество, весьма большой шутник, – ответил Арайя. – Он не музыкант, он настоящий дурак, и мог бы украсить двор любого государя Европы.
– А он, вместо этого, – заговорил Лакоста, король самоедский, – украшает рогами голову капельмейстера! А мог бы украсить и двор государя европейского!
Приемная государыни просто потонула в хохоте. Арайя так же улыбался, ибо, когда смеется императрица, смеяться должны были все. Но лицо его покрылось багровыми пятнами.
Пьетро Мира смеялся, и посматривал в сторону Левенвольде. Нельзя было пропустить момент, когда тот уйдет. Но императрица не собиралась отпускать ни его, ни короля самоедского.
