Он вспомнил все.
Все, что было наяву. И что было после. В том, другом мире.
Не то стон, не то всхлип сорвался с его губ, но даже этот исполненный отчаяния звук, не имея в себе никакой силы, оказался лишь сиплым шелестом…
Однако же его хватило, чтобы разбудить королеву.
Со своей клятой постели, ставшей его узилищем, Шут увидел, как распахнулись глаза Элеи. Будто и не тронутые сном, они мгновенно наполнились искренней радостью. А в следующий миг – болью… Той самой, что была отражением его, Шута, беспредельного желания перестать существовать.
– Патрик…
Она поднялась и осторожно шагнула к его кровати. Как будто хотела что-то сделать, но не решалась. Как будто хотела сказать что-то, но передумала в последний момент. Элея просто села рядом и накрыла его худую ладонь своими теплыми, чуть дрожащими пальцами, легонько стиснув ее.
– Ты вернулся… Как я рада…
Пожалуй, если б не эти медовые глаза, Шут уже проклял бы весь мир, породивший столько зла и страданий. Но они сияли в самую душу и удерживали на краю бездны, что жадно разинула свое нутро, стремясь поглотить его.
Шут медленно развернул ладонь и еле ощутимо сомкнул свои пальцы вокруг запястья королевы. Он почувствовал, как торопливо пульсирует тонкая жилка под бархатистой кожей. Почувствовал тепло, исходящее от этой руки. И что-то еще, для чего столь трудно подобрать слова.
А еще он понял, что просто умирает от жажды.
– Пить… – прошептал одними губами. И спустя пару мгновений ощутил холодный край чаши у губ. Глоток воды освежил не только горло, но и разум.
Он так о многом хотел спросить, но Элея, чуткая душа, заговорила сама, отвечая на непрозвучавшие вопросы. Она рассказала Шуту все, начиная с того дня, когда Руальд нашел его в лесу, и заканчивая вчерашним приходом загадочного целителя. Шут слушал молча, время от времени он закрывал глаза, чтобы Элея не увидела в них боль, терзавшую его сердце. Он уже решил для себя, что не позволит всему этому мраку протянуть свои когти к его доброй королеве. Когда она закончила рассказ, Шут, до предела утомленный долгим мучительным бодрствованием, едва нашел в себе силы снова едва ощутимо стиснуть ладонь королевы – увы, это все, чем он мог отблагодарить свою спасительницу за заботу. Элея ни разу не упомянула о том, что причастна к его возвращению, но это было очевидно.
Он только не понял, почему ее глаза наполнились слезами: ведь сдержанная королева всегда была так скупа на выражение чувств.
Неужели обидел ее?
Но нет, обиженная Элея никогда не показала бы своей слабости и никогда не провела бы рукой по его лицу с такой неподдельной нежностью. Впрочем… она вообще не делала подобного прежде.
«Наверное, со стороны я больше напоминаю мертвеца, нежели живого человека, – подумал Шут с тоской. – Чем еще объяснить такие проявления жалости?»
– Ты устал… – королева оправила его одеяло и встала. – Да и мне пора возвращаться. Полагаю, все уже давно потеряли наследницу престола, – она печально улыбнулась. – Сегодня мне предстоит еще делить все вчерашние подарки… А это нужно сделать так, чтобы никого не обидеть. Завтра я приду навестить тебя. Возможно, даже утром или ближе к обеду. Поправляйся скорее! Мы с Ваэльей так соскучились по твоим смешным историям.
Когда она ушла, Шуту показалось, что в комнате сразу стало холодно и неуютно. Он закрыл глаза и тотчас провалился в сон.
2
Назавтра Элея не пришла. И два дня спустя тоже. А Шут не счел приличным спрашивать у наставницы – почему. Между тем Ваэлья вела себя с ним так, словно потерянного сына заново обрела, не меньше. Шута это угнетало: он не считал себя вправе быть любимым, быть радостью для кого-то. Все, что ему хотелось – просто уснуть и больше не просыпаться.
