Но проблему с мальчишкой и его истинным происхождением травы решить не могли, и потому Шут как мог избегал общения с Фарром. На вопрос короля «Отчего?» врал, что не ладит с такими малыми дитями. Отбрехивался виртуозно. Да Руальд и не настаивал, хотя сам считал этого мальчика лучшим на свете и обязательно улучал хоть немного времени, чтобы пообщаться с ним.
В один из дней, глядя на короля с принцем, Шут с удивлением увидел, что между младенцем и Руальдом протянулась тонкая ниточка связи. Она была очень зыбкой и непрочной, мало походила на те узы, которые соединяли Фарра и самого Шута, но все же… Все же эта нить была. И с каждым днем, пусть едва ощутимо, но она становилась прочней. После долгих раздумий Шут понял, что однажды Руальд по-настоящему заменит Фарру отца. Он сам станет для мальчишки единственным родным человеком. А Шуту всего-то и надо – отойти в сторону. И не рушить связь с принцем, нет! Просто по возможности совсем не принимать участия в его судьбе. Быть может, на эту странную магию уйдут годы, но однажды наступит день, когда никто не заподозрит, никто не увидит, что кровным отцом Фарра когда-то был некий граф Ветер…
Мысль эта поначалу весьма ободрила Шута, но потом он осознал, как много времени пройдет прежде, чем новые узы соткутся, а старые разрушатся. За это время любой наделенный даром человек сумеет разглядеть то, что должно оставаться в строжайшей тайне. Вот только поделать ничего не мог… лишь чувствовал, как постоянный страх и жизнь во лжи постепенно разрушают что-то очень важное между ним самим и Руальдом. С каждым днем этот невидимый раскол становился шире. Король о нем не догадывался, но сам Шут места себе не находил. И иногда ловил себя на странном болезненном желании открыть Руальду правду. Сделать это прежде, чем успеет кто-то другой. Прежде, чем однажды король наяву потребует объяснений.
Все эти страхи были тем более небеспочвенны, что Шут помнил: во дворце наверняка есть еще хотя бы один человек, наделенный Силой. Тот, кто помогал Тодрику, кому было известно слишком много о происходящем в Чертоге.
А ведь Тодрик-то уж точно общался с этим человеком… Знал лично.
Несколько дней Шут набирался решимости поговорить с принцем. Он понимал, что тот не выкажет восторга при виде старого недруга и уж тем более не захочет помогать ему. Но разве Их Высочеству обязательно знать настоящую причину вопроса? Вовсе нет. При желании Шут умел врать очень правдоподобно.
Оставив Руальда нянчиться с сыном, он вдруг понял, что время пришло: или идти сейчас, или уже никогда. Потому как дольше оттягивать разговор нельзя.
После допроса в кабинете у Дени Тодрика не стали возвращать в Лагон. Руальд проявил милость и велел оставить брата во дворце. Под стражей. В воспитательных целях он даже хотел поначалу запереть суеверного принца в его бывших покоях, где так страшно погиб тот неизвестный бедняк. Но потом передумал: это вызвало бы излишнее любопытство со стороны челяди и других обитателей дворца. Тодрика посадили под замок в подвалах Чертога – там, где располагались помещения для высокородных нарушителей закона. Комната была совсем небольшая, обставленная проще, чем спальня Шута: кровать, стол с парой стульев и умывальник. Пожалуй, старшие слуги и те могли похвастаться жильем побогаче. Но принц не роптал. Наверное, после темницы в Лагоне эта простая, но чистая и теплая комната казалась ему самой прекрасной в мире. Она не имела окон, зато в ней был камин, а гвардейцы следили, чтобы запас дров у пленника не истощался. И кормили его наравне со всей дворцовой знатью, даже вино подавали к жаркому.
