К довольному гулу голосов подмешивались нервические трели мобильников, нежно звякала посуда, еле слышно выдыхала пар кофеварка с никелевыми рычажками, с ними ловко управлялась улыбчивая девица, – никому не было до меня дела, чашечки с кофе на столиках, похоже, служили лишь приятными дополнениями к полезным занятиям аккуратных клерков окрестных банков и офисов: кто-то касался кончиками пальцев клавишей ноутбуков или в сонливом блаженстве, а ля истомлённый любовник, водил пальцем по планшету, как по шелковистой груди подруги, кто-то хмурился, усмехался, внимая мельканиям биржевых котировок, картинок пятизвёздочных заморских курортов, – гаджеты из модельного ряда на любой вкус и чих, электронные властители облегчённых дум и измельчённых нравов; усердствовали в погоне за мельканиями и безупречно припудренные и подрумяненные девы с проводками, тянувшимися к ушкам из сумочек: зачарованно, как в вещие зеркальца, заглядывали в айфончики ли, смартфончики, – без гипнотического сияния, сулящего готовые ответы на сиюминутные вопросы, и мгновения бы не протянули… как, однако, менялись настроения мои и оценки! Вчера я, мягко говоря, с иронией относился к фанатам Твиттера, приверженцам краткости и простоты, которые были похуже воровства, ибо в раже перепроизводства скороспелых истин абстрагировались от сложности и полноты мира, атрофируя восприимчивость, упрощая и образ самого мира; да-да, вздыхал, обеспокоенный судьбами человечества, коварный соблазн краткости и простоты провоцировал миллионы индивидуальных бессознательных сделок, схематизировал и внутреннюю жизнь, и образы мироздания. Мне, отставшему от времени, свойственны перепады настроения: вчера так, сегодня иначе, – сейчас, в кофейне, я, старый хрен, только что раздражённый «не той» молодёжью, уже посматривал на бездумно-доверчивых и славных в естественном потребительстве благ ли, недугов своего времени с сочувственным пониманием. Не хватит ли маяться, спорить с веком, – плевать против ветра? И какое дело мне, постороннему на пиру оцифрованной обыденности, до авангарда добровольно ослеплённого человечества, – я смешон? Смейтесь на здоровье, пока симпатичные молодые люди изъясняются между собой, касаясь подсвеченных клеточек, улыбаются или хмурятся, глядя не в глаза визави, а в проблески всякой вселенской всячины. И если расчудесная микроэлектроника, подмигивая глобальным (гибельным?) трендам, помогает убегать от себя и истинных (ого!) своих целей, опутываясь на бегу мишурой развлечений и удовольствий, то стоит ли морщиться из-за селфи, сетевых шалостей-пошлостей со смайликами, сердечками? Чем бы ни тешились, лишь бы не плакали; дети автоматизма ужимают эмоции в импульсы, лишая себя времени на перескок в мысль… – смешно? А сам-то ты кто такой? – прихлёбывающий капучино с ванилью луддит-мечтатель, чьё «разрушительное» орудие, – брюзжание, комфортное поплёвывание против ветра?
Совсем смешно…
И смешон я по причине зависти к чужой молодости…
Ну да, старческие укоры и назидания как следствие утрачиваемой с возрастом способности показывать молодым дурные примеры…
О, кстати, кстати: девушки нового, прекрасного, хотя дрейфующего, на взгляд информированных – или дезинформированных? – паникёров вроде меня, к опаснейшим рифам мира, были свежи, воздушны, за такими эфирными созданиями, – в оттепельные годы, когда был острый дефицит фальсифицированной французской косметики, а кибернетику как лженауку ещё не реабилитировали, – и мы, грешные, увязывались на улице ли, в метро, но ведь и тех оттепельных девушек внучки красой и ухоженностью своей теперь ласкали мой пресыщенный взор, а искусная их искусственность, позаимствованная у глянцевых журналов, даже их электронная защитно-наступательная оснастка, которая в приливах старческой придирчивости могла бы мне казаться чрезмерной, вовсе не провоцировали поколенческую фобию: в конце-то концов, замшелый пень, – дураковато-примирительно улыбался я, – в чём их, в наркотическом забытьи ласкающих наманикюренными пальчиками плоские игрушки свои, вина? В том, что родились на пару поколений позже меня, сверхбыстрая, чуткая к тактильным касаниям электроника, осваиваемая ныне в колыбели, столь же естественна для них, как когда-то для меня – перья «уточка», тетрадки в клеточку или косую линейку.
