– Ты без платья? Может, мне уже разуться? – распрямился Петр Николаевич, относя руку с телефоном.
– Какое! Мы и так опаздываем! – Таисия Сергеевна прошлась гвардейским шагом по комнате.
– Это платье, когда оно вместе с сапогами, смотрится, как у дуры какой или бабки. Я думаю, будет лучше надеть цветное и белые полусапожки.
Она стала красить губы перед зеркалом в прихожей, поглядывая на мужа.
– Какие вы мужчины нетерпеливые! Вам вынь, да положь. Посмотрим на твое поведение – иногда оно просто бесит, убить хочется!
И Таисия Сергеевна очаровательно улыбнулась.
На улице шел снег, и Таисия Сергеевна, воскликнув: «Ах, как здорово!», сразу же уселась в машину, а Петр Николаевич принялся щеточкой стряхивать снежную шубку с капота, стекол и крыши.
Ему опять позвонили, и он ответил, и пару минут разговаривал, кивая через стекло супруге, которая нервно жестикулировала, сидя в салоне.
Они сильно опаздывали.
…
Очень важная мелочь.
Блаженство потому и создано мудрым Создателем коротким и ускользающим, чтоб было к чему стремиться. Постоянно. Иначе бы – отупели.
Вика и Толик вот только что пережили сахарные минуты блаженства, и потихоньку, как после гриппа, очухивались, возвращались к будничным вечерним делам.
«Было хорошо, но что-то мне мешало, и немного отвлекало, о чем-то я во время «этого» думала, и о чем-то постороннем, лишнем», – спокойно думала Вика, раздергивая синие с серебряными цветами шторы. Она рассеяно оглянулась и увидела стул, с небрежно висящей на реечной спинке Толиковой рубашкой. «Вот же! Она и мешала! В этой рубашке весь он!»
– Я просила тебя тысячу раз – не раскидывай вещи по комнате. Для рубашки есть плечики и шкаф, – сказала она спокойным тоном, таким, какой бывает в разговорах о новых мешках для мусора, новых налогах и тому подобное. Говоря эту фразу, она думала уже о том, что, может быть, неплохо испечь «шарлотку», или пусть лучше Толик сходит и купит готовый рулет, или еще лучше, нет, не рулет, а мороженое.
«Этот оператор надо убрать, и цикл из середины «тела» перенести в конец», – тихо-мирно размышлял Толик, глядя на крутящееся колесико в центре экрана, – «почему ей рубашка мешает? Висит себе и висит».
– Ты не слышишь меня? – Вика задала вопрос с апломбом, но больше «учительским», а не искренним. «Он что же, «свое» получил и теперь можно меня не замечать? И плевать на то, что я прошу!»
Она вспомнила вдруг, как на «посиделках» у Шапкиных Толик обидно и при всех назвал ее глупой. Пусть не назвал, но дал всем понять, что он ее глупой считает. Да, он сказал, уже и неважно что, но сказал, будто сам умнее всех! И сказано было обидно и уничижительно!
Ей захотелось обидеться. Мужчина это почувствовал загривком.
– Хорошо, хорошо, вот, убрал.
«Было бы правильнее вставить маленький код на «ассемблере» – будет быстрее», – Толик был программистом.
«Как он раздраженно захлопнул дверцу шкафа, как будто я придираюсь и требую чего-то необыкновенного. Как они врут, господи, как врут, что готовы на все, что звезды с неба достанут и на стол высыпят, а сами получат – и забыли!»
Вика обиженно достала из-под стопки полотенец из шкафчика маленькую шоколадку.
Обертка зашуршала.
– Викуся, дай кусочек.
«Откуда у девчонок всегда припрятаны конфеты? И, главное, где?»
Шоколад был горьким и пах.
«Ладно уж, пожалею тебя. Сам-то никогда не догадаешься сделать сюрприз и что-нибудь сохранить. Вот конфеты – их же на видном месте нельзя держать! Всю коробку готов за раз съесть, если не уберу».
