Сибирский фронтир - страница 31



Родные с детства виды едва не спровоцировали попытку нарушить запрет, но глубоко вздохнув и смахнув скупую мужскую слезу, я отправился в путь.

***

Макарьевская ярмарка каждое лето устраивалась возле одноимённого монастыря. Вообще—то такое название несколько коробило слух. Вроде как рюмочную именем Сергия Радонежского назвать. Но церковные власти полагали иначе. И не только полагали, как вскоре выяснилось.

Братия превратила торжище в доходный бизнес. Как подлинные хозяева жизни монахи ходили по торговым рядам, по—доброму улыбаясь купцам. Ещё бы, ведь им не приходилось выкручивать торговцам руки и ставить утюги на пузо несговорчивых клиентов. Богатство само плыло в руки. Даже когда правительство отобрало у обители право на десятую часть дохода, она зарабатывала на сдаче в аренду балаганов, сараев, на плате за хранение товаров в период между съездами.

Чёрные рынки похожи один на другой. Уж я—то повидал их, пока промышлял контрабандой. У людей, зарабатывающих на жизнь нелегальным товаром, глаз намётан. Всякий слоняющийся без дела, но держащийся в тени человек – потенциальный клиент. Стоит потолкаться среди зевак и к тебе обязательно подойдут с вопросом: «Не надо ли чего?». И какая бы просьба ни прозвучала в ответ, ей не удивятся и, скорее всего, найдут возможность помочь. Конечно, существует опасность нарваться на копа, но того всегда можно вычислить по сочувственным и одновременно выведывающим вопросам. Мол, что, братишка, в бегах? Нелегко пришлось? Профессиональный преступник не станет лезть в душу клиента, разве что уточнит, какого рода требуется услуга и обговорит цену. Ну а уж если никто из коллег не клюнет, всегда можно поискать цыган. Этот народ себе на уме. Он презирает чужую власть и за вознаграждение всегда готов выручить страждущего путника.

Долго отираться в толчее не пришлось. Уже к полудню объявился худощавый парень с лотком, продающий вразнос всякие мелочи. Он спросил, я ответил. Он назвал цену, я согласился, уточнив, что монета будет старая, из клада.

– Да хоть из могилы, – сказал он. – Захочешь, на новую помогу обменять.

Моего знакомого звали Копытом, а как будут звать меня, зависело от исполнения заказа.

На следующий день я поджидал лоточника возле балагана, торгующего сладостями. Зря я такое место выбрал. Один вид здешних леденцов вызывал отвращение. Поддельные восточные лакомства походили на куски оконной замазки или даже чего похуже, если принять во внимание мух, что тучей роились вокруг, ползали по товару, продавцу и покупателям.

К счастью очень скоро на плечо опустилась ладонь. Копыто, не заботясь о конспирации, прямо тут же и протянул «тугомент».

Я слабо представлял, как должно выглядеть удостоверение личности середины восемнадцатого века, не знал толком, какие вообще документы обязан гражданин держать при себе. Подорожную грамоту, паспорт, или что—то в этом роде? Русская литература из школьного курса в этом вопросе обошлась без подробностей. Почти все писатели вышли из дворян, а у них голова болела меньше по этому поводу.

Я сделал вид, что тщательно изучаю бумагу, хотя на самом деле смог разобрать текст лишь через слово. Пришлось положиться на воровскую честность и здравый смысл человека, желающего сохранить бизнес.

Пропускное письмо, как назывался документ, сообщало примерно следующее: Объявитель сего – крестьянин деревеньки Дубки, Череможской волости Ярославского уезда Ивашка, Прохоров сын Сафонов – отпущен помещиком Фёдором Александровичем Корнеевым на отхожий промысел по каменщицкому делу сроком от нынешнего числа на один год, то есть будущего семьсот пятьдесят шестого года до марта месяца. А по прошествии вышепоказанного срока оного Сафонова нигде не удерживать, но высылать обратно в Ярославский уезд.