Однако ритуальное спаривание было насмешкой лишь отчасти. Сицилийский крестьянин искренне любит своих мулов и ослов. Они – такие же трудяги, как он сам, с тем же суровым и мрачным нравом. Как и крестьянин, они трудятся по многу часов не уставая, в отличие от чистокровных лошадей, которых приходится баловать. Они твердо стоят на ногах и способны взбираться на горные террасы, не падая и не ломая костей, – не то что горячие жеребцы или капризные породистые кобылки. И крестьянин, и его осел питаются тем, что убило бы других людей и животных. А главное, с крестьянином, ослом и мулом надо обращаться уважительно, чтобы не пробудить в них упрямство и непокорность.
Католические религиозные праздники выросли из древних языческих ритуалов, на которых у богов просили чудес. В тот судьбоносный день, в сентябре 1943-го, на Фесте в городке Монтелепре действительно случилось чудо, изменившее судьбы семи тысяч его обитателей.
За свои двадцать лет Тури Гильяно заслужил репутацию самого храброго, самого достойного и самого сильного юноши, внушавшего всем уважение. Он был человеком чести. Иными словами, тем, кто воздает другим по справедливости и кого нельзя обидеть безнаказанно.
В последнюю страду Тури отказался наняться на сбор урожая за нищенскую плату, которую предлагал надсмотрщик поместья. И выступил с речью перед остальными, призывая не выходить на работу – пускай урожай сгниет. Карабинери арестовали его по обвинению, предъявленному бароном. Другие мужчины вышли в поле. Гильяно не выказал никакой злости по отношению к ним или к карабинери. Когда его освободили из тюрьмы благодаря вмешательству Гектора Адониса, он ни разу их не упрекнул. Он постоял за свои принципы, и этого ему было достаточно.
В другой раз Тури прекратил поножовщину, учиненную Аспану Пишоттой и еще одним парнем: просто встал, невооруженный, между ними и разумными аргументами убедил разойтись.
Со стороны кого угодно это было бы воспринято как трусость под маской человеколюбия, но что-то в Гильяно не позволяло думать так.
В тот день, второго сентября, Сальваторе Гильяно, которого друзья и родные звали Тури, размышлял над событием, нанесшим серьезный удар его мужской гордости.
Дело было пустяковое. В Монтелепре не было ни кинотеатра, ни зала для собраний, а только маленькое кафе с бильярдным столом. Прошлым вечером Тури Гильяно, его двоюродный брат Гаспар «Аспану» Пишотта и еще несколько юношей играли там на бильярде. Несколько взрослых мужчин, тоже жителей городка, посиживали за стаканом вина, наблюдая за ними. Один из них, по имени Гвидо Кинтана, слегка перебрал. То был человек «с репутацией». При Муссолини он сидел в тюрьме по подозрению в связях с мафией. После завоевания острова американцами его выпустили как жертву фашизма; ходили даже слухи, что он станет мэром Монтелепре.
Как любой сицилиец, Тури Гильяно знал о легендарной власти мафии. За прошедшие несколько месяцев свободы она снова начала поднимать свою змеиную голову, пользуясь снисходительностью нового демократического правительства. В городе уже шептались, что лавочники платят «страховку» неким «уважаемым людям». И, конечно, Тури знал историю: бесчисленные убийства крестьян, пытавшихся вытребовать оплату с влиятельных аристократов и землевладельцев, когда мафия заправляла на острове до того, как Муссолини обезглавил ее, сам презрев законы, – словно одна змея, более ядовитая, впилась в другую, не такую крупную змею своими ядовитыми клыками.
