– Сколько там пилить до этой системы? – спросила Алина. – Миллиарды световых лет?
– Всего лишь три с половиной тысячи, – улыбнулся архитектор.
– Сигнал как раз для наших египтосов, – мрачно добавил Ларри.
– Тоннель открыли туда, – мечтательно сказал Ван. – Сохранилась ли цивилизация, проверяют.
– Разверзли жерло ада, ждут, когда полезут твари? – проворчал Ларри.
– Три тысячи лет? – с сомнением протянула Алина. – Что с нами будет в пятом тысячелетии?
– Свалим отсюда, оставим красивый музей, – предположил Ларри. – Иначе на фига мы работаем?
– Слышала, на конфе на следующей неделе будут об этом говорить. Сейчас всё как-то уж слишком секретно.
– Если бы была цивилизация, уже растрезвонили бы, – махнул рукой Ларри. – Нет там никого. Наверное, очередной квазар, или что там нам всегда сигнализирует?
– На сигнал обычный не похоже было это, – покачал головой Ван.
– Значит, сдохли все уже.
– Мы ведь все едем на Универсариум? – спросила Вика. – Представлять наш отчёт о последних находках.
– Да, приглашены все, – ответил Искандер.
– Я не поеду, – геолог скрестил руки на груди. – Там будут эти недоумки из колоний.
– Тфу, Ларри! – возмутилась Алина, ткнув его в бок. – Нельзя так говорить! В колониях делают много открытий.
– Да, а ещё они стареют и умирают в семьдесят лет. По их меркам я бы уже был седым бородовиком.
– Тебе только пятьдесят, – возразила Виктория. – Даже по критериям колоний ты ещё в полном расцвете сил. Особенно с этим цветом кожи.
– Да заткнись. Они там все расисты и фашисты. Слышали про их междоусобные войны?
– Это был невооружённый конфликт, – уточнил Искандер. – Не смогли найти компромисса по поводу размещения солнечных станций.
– Спор это просто, – кивнул Ван. – Не умер никто из-за этого.
– Из-за этого, может, и никто! Зато у них гетто, убийства, насилие и экстремисты, – не соглашался Ларри.
– То есть правительства Земли тебя вполне устраивают? – спросила Вика.
– Мы хотя бы не живём на пороховой бочке!
– Зато едем на шее у колоний, как средневековые князья. Если бы ещё все соглашались между собой! Нонсенс, что в колониях больше единства, чем на Земле. Нас только одно и объединяет – страсть к древностям. И то, не можем поделить накопанные кости. Будто без них мы перестанем считаться людьми.
– Уж лучше тусоваться в музее, чем трястись за свою жизнь каждую секунду. А как вам их Иишки? Они же узаконили браки с нейронками! А роботы? Они что, не читали фантастику? Пусть только попробуют приволочь на Универсариум одного из этих уродов!
– Эти уроды, вообще-то, убираются в твоей квартире и делают всю грязную работу даже на Земле.
– Они хотя бы не выглядят людьми. Моя кухня не может надеть бикини и крутить задом, а мой пылесос не рассуждает на философские темы, пока сосёт мой пол! Дебилизм полнейший, дать машинам такое направление развития!
– Это их дело, на Земле это по-прежнему запрещено, – пожал плечами Искандер. – Тебе нечего бояться.
– Ага, послушаю тебя, когда роботы захватят мир! Им будет по фигу, запрещены они в нашем музее или нет. Возьмут и натравят моего Мойдодыра на меня! Колонисты – тупоносые фрики.
– Хорошо, мы тебя не возьмём, – сдерживая улыбку, подбодрила его Виктория.
– Ну уж нет! Теперь придётся ехать! Вас же там задавят! Вы их видели? Австралопитеки!
– Способность сверх у тебя, разговор любой превращать в войну, – качал головой Ван.
Кар остановился на цветущей улице возле музея Нубии, припарковавшись в ряду остальных машин археологической инициативы. Опускались сумерки, жара спадала. Улицы пустели, местные спешили ужинать, беря перерыв перед вечерними прогулками.
