Девице можно было дать лет четырнадцать. Именно в таком возрасте дамочки прячут лица за волосами, переживая из-за прыщей или собственной мнимой некрасивости. Вот и эта особь слабого пола скрывалась за роскошной смоляной волной.
Незнакомка чуть раскачивалась и пела, отрешившись от этого мира. В монотонном мотивчике смутно угадывались русские народные страдания, девушка старательно «подволакивала» звук «о». Выходило жалостливо:
Ой, пошла в лес одна,
Заболела нога.
Ой, присела на пень,
Просидела весь день.
Ой, пора бы вставать,
Да никак не встать.
Ой, пора бы идтить,
Да никак не пойтить…
«Хм, я по этому рецепту мог бы километрами песни сочинять, – подумал Старшой. – Чего она тут делает-то?»
Егор сделал шаг, и под подошвой его армейского ботинка громко щелкнула старая ветка. Девица вздрогнула и обернулась. Из-за волос зыркнул испуганный правый глаз, половина лица была скрыта. Иван успел отметить, что кожа чистая, без угрей.
– Вы кто? – Незнакомка вскочила и запрыгнула на пень, будто это как-то могло ее защитить.
Сразу бросалось в глаза, что девица бережет левую ногу. В дрожащей ручке, выставленной перед грудью, маячил гребешок, дескать, не подходи, зарежу… или хотя бы оцарапаю. Емельянов-младший посмотрел на свою саблю и стыдливо убрал ее в ножны.
– Мы – богатыри русские, – представился Иван.
Каравай деликатно кашлянул. Старшой поспешно добавил:
– Да, и вот Колобок с нами. А ты-то кто?
Близнецы залюбовались не по годам развитой фигуркой, носик и губки тоже были симпатичнее некуда. Да, умеют девчонки заинтриговать. Черноволосая просекла, что перед ней не лихие люди, робость сменилась легкой наглостью:
– Я-то? Баба Яга собственной персоной. – Напряженный голос сорвался.
Иван улыбнулся:
– Нам довелось Ягу встречать, ты не такая.
Девчонка спрыгнула, ойкнула, отдергивая от земли ножку, плюхнулась на пень и разревелась. Лицо совсем спряталось за белые ладони, зато задралась пола сарафана, показывая до коленок стройные ножки.
– Круто, – промолвил Егор.
– Усладушкой величают, – проговорила незнакомка, поправляя сарафан.
Красивый голубой глаз вновь вперился в братьев и Хлеборобота.
– Вот! – обрадовался Старшой. – А мы Иван да Егор. Не кашляй, Колобок, я тебя уже представил.
Помолчали, Усладушка вытерла слезы.
– Ну, это… А как ты тут?.. – попробовал сформулировать Емельянов-младший, явно запавший на развитую малолетку и оттого совсем смутившийся.
– Шла по дороге, ногу подвернула, – жалобно и одновременно музыкально ответила девушка. – Свернула вот, села на пенек. А тут вы.
– Куда ты топала-то, когда тут Лихо Одноглазое рыщет? – удивленно спросил Иван.
– Да я и сама, как видишь… – Услада показала на глаз и добродушно рассмеялась. – С вами спокойнее. А шла я в Мозгву.
– Блин, и что же с ней делать? – озадачился Старшой, повернувшись к брату, который так и пожирал девчонку взглядом. – Лошадей мы отпустили, сами должны найти Лихо…
– Надо вернуться за кобылкой, – выдал решение каравай.
– Не пойдет. Боятся они этого места. Тут, наверное, наше Лихо долго пробыло, – сказал Иван.
Отмер очарованный Егор:
– Я понесу Усладу до лошадей. Потом вернемся и поквитаемся с Лихом за… за… В общем, за всю фигню!
«Герой!» – мысленно усмехнулся Старшой, но план поддержал.
– Согласна? – спросили близнецы девушку.
– Да разве ж не жалко вам коняшку? – засмущалась красавица. – Как же вы без нее?
– Нормуль, – успокоил Емельянов-младший, подходя ближе. – Держись за плечи.
