– Да хватит вам уже в самом деле! – Повернулся к ним хозяин дома, уже на пределе нервного срыва. – Марго, не волнуйся, все будет хорошо. Тебе лучше пойти в свою комнату и немного успокоиться. Илья Ильич, я вас прошу как порядочного человека, отведите мою дочь наверх, в комнату. Ей лучше здесь не находиться, я потом к ней поднимусь.
– Да-да, конечно, как изволите.
Илья Ильич Ремизов, а это был он, взял Марго за руку, вывел из-за стола и пошел к лестнице. Девушка отдернула руку, но наверх все-таки пошла. Ее немилый спутник последовал за ней.
Они прошли прямо возле Антона, но его не заметили. Зато он сумел разглядеть очаровательный профиль Марго, ее раскрасневшееся личико и сжатые от негодования губки. Даже в этом состоянии она была хороша собой, и Антон едва сдержался, чтобы не выйти и не поцеловать ее в эти самые губы.
Прямо за ней проследовал Ремизов, но профиль его был совсем не очаровательный. Скорее наоборот, отталкивающий. Раньше Антон считал, что подобные индивидуумы: толстые, противные и с безобразным лицом, встречаются только в газетных карикатурах. Именно так народовольцы изображали генералов, помещиков и других представителей буржуазного сословия. Сейчас же он готов был поменять свою точку зрения – не только там. А когда Илья Ильич зло ухмыльнулся (видел это только Антон, поскольку тот стоял ко всем спиной и лишь к нему одному боком), то студент его просто возненавидел. Ведь есть же такие субъекты, которые вызывают антипатию вроде бы безо всяких причин, на подсознательном уровне, пронеслось в голове притаившегося студента. Илья Ильич Ремизов явно принадлежал именно к этой категории людей.
Коврову очень не хотелось отпускать девушку с этим человеком, но делать нечего. Иначе пришлось бы выйти из своего укрытия, а делать этого он пока хотел. Лишь проводил взглядом поднимающуюся пару, насколько хватило обзора, и снова развернулся лицом к гостиной, где происходили события поинтереснее.
Он увидел, что незваный утренний гость все еще держал на мушке юриста. Чернокуцкий стоял чуть поодаль и пил коньяк, а сам хозяин дома смотрел на того немигающим взглядом. Хоть глаз его Антон видеть не мог, но чувствовал, сколько в них было ненависти и презрения.
– Немедленно убери револьвер, сукин ты сын, иначе, клянусь Богом, я задушу тебя прямо здесь!
Но тот, вместо того чтобы убрать оружие, направил его прямо в грудь Петру Петровичу.
– Задушить меня хотите? – Рассмеялся обладатель шестизарядного Гассера. – Ну что же, не вы первый. Но вы жалкая и ничтожная личность, которую я бы сам раздавил, будь на то моя воля. А сейчас я хочу получить свои деньги, причем немедленно.
Вдруг сзади послышалось какое-то движение. Антон развернулся и увидел, что в гостиную, через боковую дверь, вошел Уильям. Но вместо подноса и матерчатой салфетки в руке у него был большой черный револьвер, отсвечивающий вороненой сталью. Дуло было направлено прямо на Хавинского. Тот развернулся на шум, но повернул только голову. Рука с оружием осталась в том же положении.
– Бросьте револьвер немедленно! – Приказан англичанин. – Одно ваше слово, Петр Петрович, и я сию же минуту провожу этого господина.
Сказал спокойно, сдержанно, на лице не дрогнул ни один мускул. Видно, эмоции этому человеку были несвойственны от природы.
Островский ничего не ответил, зато отозвался польский шантажист.
– О, а вот и наш дворецкий. Сторожишь своего хозяина, да?
