Мужчины хотели было подбежать и разнять дерущихся, но этого не потребовалось. Антон с силой ударил нижними частями ладоней по ушам душившего его Ремизова, да так сильно, что тот отпустил шею студента и с диким криком схватился за ушные раковины. Оказавшись свободным, он, не дав опомниться своему противнику, нанес ему два удара кулаком; сначала под дыхало, от которого Илья Ильич буквально согнулся пополам, а затем в челюсть. После второго удара Ремизов отлетел в сторону и грохнулся всем массивным телом на пол.
Но этого разъяренному студенту показалось мало. Одним прыжком он оказался возле распростертого на полу поверженного противника, схватил того за ворот пиджака одной рукой, а второй ударил в лицо. Один раз, второй, третий.
Петр Петрович и Андрей Александрович уже были рядом и схватили обезумевшего за руки, оттащив от Ремизова. Но тот уже пришел в себя и не сопротивлялся. Тогда они оставили его и стали поднимать Илью Ильича, у которого оказался разбитым нос и красовался огромный кровоподтек под глазом.
Граф, все еще улыбаясь, подошел к Антону и протянул ему руку.
– Молодец, оторвыш, молодец, обиды не спускает. По-нашему это, по-гусарски. Эх, вас бы в полк к нам, цены бы вам не было. Разрешите пожать вашу руку.
Ковров пожал, но чисто механически, так как думал в этот момент совсем о другом.
– Что вы себе позволяете, Антон Семенович?! – Рассвирепел Островский, усаживая избитого компаньона в кресло. – Да вы сумасшедший, как я погляжу! Вон из моего дома, сию же минуту! Да перестань ты ржать как дикая лошадь, Евгений!
Последняя фраза относилась уже к Чернокуцкому, который и вправду держался за живот от раздирающего хохота.
– А я всегда говорил, что снобизм вашего дружка, уважаемый Петр Петрович, до добра не доведет. Так что получил по заслугам. А парень-то молодец, ха-ха. Уважаю!!!
Петр Петрович хотел что-то ответить, и, судя по выражению его лица, что-то дерзкое, но не успел, потому что в гостиную вошел Уильям. Вид у него был спокойный и безучастный, как будто ничего не произошло. Антон тогда еще подумал, есть ли на свете что-то, что может вывести из равновесия этого человека?
– Я только что протелефонировал в полицию, скоро здесь будет следственная группа. Обещали приехать через десять-пятнадцать минут, сказали ничего не трогать. Я слышал крики, Петр Петрович. Помощь нужна?
– Спасибо, Уильям, единственное, чем вы можете помочь – это оказать любезность нашему гостю Илье Ильичу и принести йод и ту специальную мазь, которую я привез давеча из Парижа, помните? Ну ту, в бутылочке с оранжевой этикеткой, очень помогает от…
Но Островский так и не договорил, от чего помогает чудодейственная парижская мазь, потому что в это мгновение дверь с грохотом распахнулась, и на пороге, как гром среди ясного неба, появился Явуз. В дверях он стоял лишь одну секунду, которой хватило, чтобы разглядеть всех, кто находился в гостиной. В следующую он уже шел к столу, где на стульях сидел хозяин дома и Андрей Александрович. Антон и граф стояли чуть поодаль, Ремизов же распластался в кресле.
Турок шел тяжелой поступью, ботинки его скрипели кожей при каждом шаге. Дворецкий попытался его остановить, положив тяжелую руку ему на плечо, но тот дернулся, казалось, совсем легко, и Уильям отлетел назад, прямо к двери. Правда, не упал, схватился рукой за маленький столик, на котором стояла хрустальная ваза.
