– Ой! – застонал Вадимыч от удара резиновой палкой. Но кричать перестал.
– Неоспоримый аргумент, – произнес мент с довольной ухмылкой, закрыв дверь машины, за которой остался стонущий Вадимыч.
– Виктор Николаевич, взгляните-ка, – сказал опер Петров, подзывая следователя.
– Анатолич, это тебя касается!
– Что? Что-то нашли? – спросил эксперт Михайлов.
– А вот посмотри туда, – сказал следователь.
– А, очень примечательный вещдок, – сказал эксперт, осторожно опуская в полиэтиленовый пакетик кусок ткани, вынутый из руки трупа.
– В правой руке трупа обнаружен тканевый лоскут светлого цвета, в виде оторванного короткого рукава платья с частью ткани, приходящейся на верхнюю часть тела, всего примерно площадью двадцать на сорок, – диктовал вслух Петров сотруднику милиции, описывающему место происшествия.
– Когда результаты экспертизы будут?
– В четверг.
– О’кей, – согласился следователь Кузнецов.
– Так, ну вроде все, – подытожил Кузнецов.
– Петров, не забудь дать понятым расписаться в протоколе осмотра места происшествия, да собери и отправь на экспертизу предметы кухонной утвари, которые есть в сарае. Меня интересует котелок, кружка железная, ну и еще что-нибудь, что часто используется в обиходе, для дактилоскопического исследования.
– Да уж не волнуйтесь, Виктор Николаевич, не забуду, – съязвил Петров.
– Поехали, – сказал следователь, садясь в машину. – Странно.
– Что странно?
– Да чего-то не хватает. Не пойму, – сказал следователь.
– Бомж не орет, – со смехом ответил водитель, заводя машину.
***
– Привет, Емелин, – сказал следователь дежурному. – Кто обнаружил труп Степанова, пусть зайдет ко мне. Я у себя, – крикнул на ходу Кузнецов, поднимаясь по лестнице.
Через двадцать минут в дверь следователя постучали.
– Разрешите войти?
– Входите.
– Мы сегодня – младший сержант Котельников и сержант Тихомиров – около шести часов утра обнаружили Степанова, – приступил сразу к докладу пришедший.
– В каком виде вы его обнаружили? – спросил следователь.
– Мертвого на кровати, – ответил Котельников.
– В своей рубашке, – добавил Тихомиров.
– Вот он записку еще написал, – сказал Котельников, протянув следователю последние стихи Димки.
Следователь внимательно оглядел листок бумаги – это был вырванный листок из блокнота с Димкиными стихами.
А в конце их было написано твердой рукой, четким почерком: «Я люблю тебя, Света».
– …А листок этот вы ему дали? – спросил следователь.
– Нет, – соврал сержант Тихомиров.
– Хорошо, вы свободны.
«Да, глубокие стихи. Как с жизнью прощался, сильно ведь любил ее парень. Но почему же он это сделал? И в армии прослужил до дембеля – все перенес там. И почерк твердый, следовательно, писал спокойно, целенаправленно. И, судя по допросу, я бы не сказал, что парень неуравновешенный. Даже после убийства им Чичена он не волновался, а тут за пару ночей решился на такое. Да и повесить его не могли, – допускал и такую возможность следователь. – Ведь в наше время, бедности и зависти, деньги открывают все двери. Но остались бы телесные повреждения, свидетельствующие об этом, а на вскидку явных повреждений на теле Степанова, мне кажется, не обнаружится. Да если и будут, то надо еще установить время их нанесения, т. к. какие-нибудь повреждения могли быть получены им в драке с Чиченом. Убить Чичена мог только очень сильный и ловкий человек, – продолжал рассуждать следователь. – Конечно, придерживаться версии самоубийства я не могу только на основании одних своих предположений, но, думаю, и Анатолич, кроме как следов удушения, другой причины смерти не найдет, хотя…. Как знать? А вот листок из тетради явно дали ему сотрудники. И почему Котельников соврал мне? Ведь мог бы и правду сказать: что попросил, мол, я и дал ему. Что-то здесь не то», – думал следователь.
