– Послушай, Люлю, не говори так, – вмешалась Анни. – Уж я-то во всяком случае могу опровергнуть эту ложь.
Он благодарно улыбнулся ей и заявил:
– Знаешь, Анни, мне очень нравится твоя подружка.
Затем встал и с лукавой усмешкой проговорил:
– Пойду вымою руки.
Не успел он отойти от стола, как метрдотель приказал убрать недопитую бутылку и принести новую скатерть, поставить пустые пепельницы.
– Ну как? – спросила Анни Фере.
– До чего же омерзительный старик твой Люлю, – ответила Сильвена с удрученным видом. – Могу только еще раз повторить: омерзительный!
– Не скрою, мне он тоже был противен, – сказала Анни. – Он всем нам противен. Но когда сидишь на мели, привередничать не приходится. К тому же в этом случае есть одно преимущество: Люлю никогда не забирается выше колен… ну разве только изредка.
Рыжеволосая девушка бросила на подругу недоверчивый взгляд, ей трудно было поверить, что накрахмаленная манжетка, скользившая по ее бедру, и жаркое дыхание у ее лица – всего лишь притворство.
– Сколько ему лет? – спросила она.
– Шестьдесят или около того, но, сама понимаешь, говорить надо, что пятьдесят.
– Вот уж не подумала бы! – вырвалось у Сильвены. – Ничем не утруждать себя и так постареть! А я-то воображала…
– Замолчи!
Моблан приближался к столу; он приободрился, повеселел, глаза у него были не такие мутные, как прежде.
– Значит, решено, – сказал он, усаживаясь. – Я устрою вашу судьбу… Сильвена Дюаль. Я создам вам имя, крошка Дюаль. Вы талантливы, и о вас заговорят. Дайте-ка мне ваш адрес. Я заеду навестить вас как-нибудь, утром… на правах друга.
Анни многозначительно посмотрела на Сильвену: все шло хорошо.
– Но только на правах друга, – промолвила девушка и, входя в роль, погрозила Люсьену пальцем.
– Ну конечно, на правах старого друга. Черкните ваш адресок, – настойчиво повторил он, протягивая визитную карточку.
Пока Сильвена, склонившись над столиком, писала, он с улыбкой глядел на нее.
– Да, я создам вам имя, – повторил он.
Затем засунул два пальца в жилетный карман и извлек оттуда маленький пакетик из папиросной бумаги.
– Что это? – удивилась Сильвена.
Ей неудержимо хотелось рассмеяться.
Моблан развернул бумагу и положил ее на скатерть. Нежно замерцали две великолепные жемчужины.
– Ведь я игрок, – пояснил он. – И ставки в моей игре все время разные: вчера – лошади, сегодня – хлопок, завтра – драгоценные камни и жемчуг… Ставлю я и на красоток.
Взяв кончиками длинных пальцев одну из жемчужин, он отвел от щеки Сильвены рыжие кудряшки и приложил жемчужину к мочке маленького ушка, потом сказал:
– Вы не находите, что она вам к лицу? Посмотритесь в зеркало. Ну как? Что скажете?
Кровь прилила к щекам Сильвены Дюаль. Лицо ее запылало. Она больше не чувствовала мучений голода. Глаза расширились, нос наморщился. Забыв о своей роли, она пролепетала:
– Нет, нет, господин Моблан, не нужно, вы с ума сошли! С какой стати?.. Я никогда не посмею…
Он смерил ее взглядом и спокойно произнес:
– Отлично. Раз не хотите, тем хуже для вас. Я думал, вы любите жемчуг. Выходит, я ошибся. Человек, счет!
Ей так хотелось поправить дело, крикнуть, что, конечно же, она мечтает о таких жемчужинах. Ах, какие чудесные жемчужины! Она не знала, что надо было сразу согласиться, она вовсе не хотела его рассердить… Но было уже поздно. Моблан аккуратно свернул бумажный пакетик и вновь опустил жемчужины в жилетный карман, глядя на Сильвену с жестокой насмешкой, наслаждаясь огорчением, которое без труда можно было прочесть на юном веснушчатом личике.
