– Какие еще проблемы! – нетерпеливо воскликнула Маша. – Я хочу работать, а не рожать, как ты!
Катя обиделась.
– Ну так и работай на здоровье, – проворчала она. – Зачем тогда эти слезы? Кто тебе мешает?
– Эдик против…
– Что значит – против? – пожала плечами Катя.
– Ты удивлена?
– Ты мне не говорила.
– А разве вы меня слушаете?!
Катя вопросительно взглянула на мать, а та быстро проговорила:
– Блажь! Очередная блажь! Я вот никогда не работала. Так пожелал ваш отец. Эдик в состоянии содержать семью и, понятно, тоже не желает, чтобы Маша работала…
– Какая чепуха, – снова пожала плечами Катя, подсаживаясь к сестре и осторожно беря ее за руку. – Ведь одно другому не мешает.
– Заботиться о муже – это тоже труд, – заявила мама как само собой разумеющееся. – Если, конечно, и муж старается для семьи. Взять хоть тебя, Катенька. Ты ведь счастлива тем, что можешь заботиться о Григории и детях. И тебе ни к чему другие хлопоты. Разве нет?
– Но я – это я, а она – это она. Если она хочет работать, то никто ей не может запретить… Если бы я захотела выйти на работу, если бы это было необходимо для моего счастья, Григорий не только не стал бы возражать, но был бы рад сам меня куданибудь пристроить – лишь бы от меня была какаянибудь польза…
– Ты смеешься, – горько всхлипнула Маша, – как тебе не стыдно!
– Екатерина, – одернула Катю мать, – если ты намерена разговаривать в таком тоне, то лучше уходи!
– Никуда я не собираюсь уходить, пока Маша сама меня не прогонит, – заявила Катя, улыбаясь сестре.
– Нетнет, – поспешно проговорила та, сжимая ее руку, – не уходи, пожалуйста!
– Если ты такая умная, – проворчала мать, обращаясь к Кате, – то объясни своей младшей сестре, что ей, по крайней мере, не мешает немножко похудеть!
– Что правда, то правда, – спокойно сказала Катя, – но Маша и сама это прекрасно понимает.
Маша со вздохом кивнула, а мама тут же сняла телефонную трубку и принялась прозваниваться к знакомому врачудиетологу, большому специалисту в своем деле. Кажется, по совместительству, он был еще не то гипнологом, не то сексопатологом. Как бы там ни было, после его курса стремительно худели не только кошельки пациентов, но и сами их владельцы. Кроме таинственных и экзотических восточных процедур, он кормил пациентов пилюлями собственного изготовления, от которых не только худели, но и вновь обретали радость бытия.
– Да, доктор, – защебетала мама, – конечно, доктор. Как скажете, доктор. Все что угодно, доктор… Огромнейшее вам спасибо!
Положив трубку, она даже потерла от удовольствия руки.
– Завтра у тебя начнется новая жизнь, – победно заявила она.
– Ты пойдешь? – осторожно поинтересовалась у сестры Катя.
Однако Маша медлила с ответом. Смысл жизни все еще ускользал от нее.
Переворачиваясь на постели так, чтобы слезы и сопли красноречиво размазались по подушкам, она закричала:
– И не подумаю! До тех пор, пока не буду точно знать, что со мной будет!
– Ну не знаю, – проворчала мама, потянувшись за своей сумочкой, – с тобой невозможно говорить! И ты неблагодарная как всегда.
– Что ты хочешь знать? – спросила сестру Катя.
– Я хочу знать, – заявила та, – обещаете ли вы убедить Эдика, чтобы он позволил мне чемнибудь заниматься.
– Глупенькая, это совершенно ни к чему, – сказала с улыбкой Катя. – Просто делай что хочешь, и черт с ним, с Эдиком.
– Чем, интересно, она будет заниматься – без образования, без специальности? А когда Эдик ее бросит, то кто, интересно, будет ее кормитьодевать? Может, ты? Я, например, этого делать не собираюсь!
