– О, простите, пожалуйста.
– Все хорошо, – стойко и терпеливо выстояла Миюки нападки в сторону своего парня.
Отдав уважительные поклоны всем причастным, парочка спешно удалилась из "Химавари".
– Ну ты и выдумал, конечно. Лекции… Твой отец действительно поверил в это? – интересовалась тихонько Миюки.
– Мне не так важно, поверил ли отец. Важно, чтобы этот козел понял, что его наглость никто не станет терпеть. Что этот ублюдок вообразил себе? Жирует в чужой стране. И называет свою жену "домашним бенто". Что это вообще за дикое сравнение?
Эмоции вырывались фонтаном из молодого японца. Настолько, что он абсолютно не стеснялся выражать свой гнев на родном языке, не стыдясь прохожих. Какое же удивительное и приятное чувство. Не быть скованным по рукам и ногам и иметь возможность так громко и эмоционально говорить о том, что думаешь. Обычно Наойя видел это только в дорамах. В жизни бы ему и в голову не пришло вытворять что-то подобное в родном Токио.
Вновь оказавшись внутри квартиры одной из старейших вторичек города, японец ощутил, как гнев начинает потихоньку отступать. Только вот переваренный ранее свиной рамэн все никак не желал приживаться после столь бурных эмоций. Временами даже хотелось вырвать. Миюки была рядом, занималась йогой на полу, устроившись на любимом коврике красного цвета. Наойя же читал книгу и практически не обращал внимание на присутствие своей девушки рядом. Ощутив отчуждение в первый же их совместный вечер после долгой разлуки, она решила завести разговор.
– Слушай, а почему так внезапно ты захотел уйти?
– Как будто ты не знаешь, Миюки, – несколько неохотно и без особого энтузиазма отозвался молодой японец.
– Тебя настолько разозлили его слова? Знаешь, а я ведь не просто так не хотела туда ехать. Я видела его. Видела его похождения с молодыми русскими девушками. Но дело не столько в нем, сколько в твоей внезапной перемене настроения. Скажи честно, его слова задели тебя, потому что они могут частично оказаться правдой и в случае вашей семьи?
Таких абсурдных вопросов Коджима никак не ожидал. Тем более от любимой девушки. Она ведь достаточно хорошо знает его семью. Как только она посмела предположить подобную грязь? Надбровные дуги характерно опустились вниз, что могло подчеркнуть то, что он прибывал в состоянии немилости. Природа его гнева была более, чем ясна.
– Эй, ты там совсем сдурела со своими упражнениями? Думай, что говоришь! – довольно грубо отозвался Наойя, полностью отстраняясь от процесса чтения.
– Я ничего такого не хотела сказать. Просто ты очень болезненно воспринял чужую измену. Как свою личную. На тебя это не похоже. И я подумала, что у тебя есть какие-то переживания. Но это не значило, что я уже повесила ярлык гуляющего мужчины на твоего отца. Я очень уважаю его.
– Слушай, Миюки. Мы с тобой, конечно, встречаемся, но не могла бы ты не лезть не в свое дело, пожалуйста? Даже если бы у моего отца были отношения на стороне, то с этим ничего не поделаешь. Он – человек слова, а не какой-то пацан с юношеским пылом и переменчивым настроением. Все, что он делает – он делает ради семьи. И, черт возьми, его личная жизнь – это его личная жизнь. Он сам выбрал этот путь. Но он не предал семью. Он не предал меня.
Вторая в жизни Наойи трудность заключалась в том, что разлука внесла ясность в то, что они с Миюки абсолютно разные. Люди противоположных взглядов. И они так и не научились чувствовать друг друга.
