На другой день после уроков Рома стоял за воротами пришкольного участка, ожидая Лену и прикидывая, куда бы лучше пойти.
В летнем театре на вечернем сеансе шёл «Танцор диско», который постоянно крутили и крутили по многочисленным просьбам зрителей, очарованных блеском красок, чувств и душевной индийской музыкой. Каждый посмотрел фильм уже по нескольку раз. «Джими, Джими, Джими. Ача, ача, ача», – эхом отзывалось от окрестных домов, став привычным фоном. На более поздних сеансах шли фильмы «детям до шестнадцати». Хотя в паре с высокой Климовой они выглядели вполне взрослыми и могли бы пройти, сойдя за совершеннолетних, но в первый раз рисковать не хотелось.
В ДК «Строитель» на дневном сеансе шёл новый фильм, и у них в запасе было ещё полчаса. Билеты на дневной сеанс, конечно же, дешевле, но надо принять в расчёт ещё и посещение буфета. «Наверняка захочет пойти на „Танцора Диско“, но там же будет полно знакомых».
Климова что-то задерживалась. Может, вообще не придёт?
Десять минут ожидания Рому уже извели.
Тем временем Климова, зайдя в школьный туалет и убедившись, что её никто не видит, сняла галстук, запихнув его в портфель. Взамен вытащила оттуда чёрную прямоугольную коробочку с надписью «тушь для ресниц Ленинградская», поплевала туда и, глядя в карманное зеркальце, подкрасила щёточкой свои реснички, придав глазам ещё большую выразительность, при этом сразу повзрослев.
– Куда пойдём? – спросил Рома, когда она, наконец, подошла.
– В «Строитель». Только пойдём скорее, пока нас никто не увидел. – А сама подумала, что в следующий раз, чтобы не встретить кого-нибудь из одноклассников, надо будет сбежать с последнего урока.
В обширном фойе дворца буфет размещался прямо на подступах к кинозалу. За барной стойкой буфетчица в крахмальном венчике разливала соки из больших стеклянных конусов наполненных рубиновым вишнёвым, янтарным яблочным и густо-красным томатным. Лена захотела вишнёвый. Рома взял себе томатный. Отыскав глазами дежурный стакан с солью, подошёл и, по-мужски зачерпнув ложкой, бухнул её в свой сок. Размешав и попробовав, понял, что переборщил, но виду не подал, выпил залпом. Предложил: «По мороженцу?» Она выбрала крем-брюле, хотя он готов был разориться и на эскимо, а себе взял фруктовое, с кислинкой.
Чтобы как-то начать общение, Рома спросил, что это она постоянно записывает в толстую тетрадку с коричневой обложкой и тут же прячет её в портфель.
– Это дневник?
– Секрет! – Она смущённо покраснела; там хранились девичьи тайны, всё самое сокровенное, вопросы, на которые пока нет ответов, стихи Есенина, Эдуарда Асадова и совсем недавно появившиеся записи собственных стихов про одного мальчика, которому принадлежит её сердце.
– Ну ладно пойдём в зал, а то уже скоро сеанс начнётся.
Они уселись в последнем ряду. Свет стал тускнеть.
Фильм оказался детским, но это было даже к лучшему. Можно было, не отвлекаясь на содержание и сюжет, сидеть в темноте рядом, упиваясь до дрожи волнением от близости. Роман, решив, что от него ожидают следующего шага, потянулся влажной ладонью к её угловатой коленке.
Она стыдливо дёрнулась, как от вспыхнувшей спички, торопливо оттолкнула его руку и, защищаясь от наглых посягательств, натянув юбчонку как можно ниже, отвернулась от него. «Дурак, всё испортил! – Она захлюпала носом, оплакивая свою неудавшуюся первую любовь. – А я, дура, чуть не влюбилась в этого нахала. Не могу его видеть».
